Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Выступление, таким образом, оказалось весьма двусмысленным: формально оно было агрессивно антироялистским, но по сути Дюэм требовал выслать короля и его сестру из страны, тем самым даровав им свободу. 12 вандемьера (3 октября) в разгар обвинений против членов Комитета общественного спасения, которых считали сообщниками Робеспьера, он повторил своё предложение{443}, но на него вновь не обратили внимания.

В следующий раз Конвент вспоминает о дофине 1 брюмера (22 октября). Г. Шодрон-Руссо (Chaudron-Roussau), когда его коллеги были увлечены дискуссией о бывших «федералистах», вспомнил, что после восстания 31 мая перехватил в Бордо переписку, из которой узнал о существовании планов разделить Францию на 9 регионов и посадить дофина на трон. Если верить Шодрону, этот план пользовался поддержкой нескольких депутатов, бывших в то время в миссиях на юге {444}. Выступление вызвало большой резонанс и попытку установить, что же это были за депутаты (при этом самому Шодрону данный вопрос адресовал лишь Мерлен (из Тионвиля), а тот предпочёл его не услышать). Однако после велеречивого выступления Тальена, выразившего уверенность, что речь идёт о депутатах, которые уже мертвы или эмигрировали, дискуссия была закрыта.

12 фримера (2 декабря) на трибуну поднимается Матью, которому Комитет общей безопасности поручил ответить на заметки в ряде газет по поводу Людовика XVII. Опровергнув слух, что Комитет приставил к дофину новых воспитателей взамен Симона, Матью сказал несколько слов о том, как ныне организована охрана мальчика{445}. Опасения депутатов были связаны с увеличившейся активностью роялистов, и когда 8 нивоза (29 декабря) М.Ж. Лекиньё (Lequinio) в очередной раз потребовал «очистить почву свободы» от «последнего отпрыска рода порочного тирана», его предложение передали в Комитеты{446}. О. Кучинский предполагает, что как раз после выступления Лекиньё Комитеты и заинтересовались судьбой Людовика XVII, что в итоге привело к тому, что в Тампль направили Армана и его коллег{447}.

Роялисты также увидели в этом добрый знак: один из аристократов-эмигрантов писал 18 декабря графу В. Эстерхази в Петербург:

Как кажется, умеренность полностью изменила дух нации, и смягчение судьбы юного Короля и его несчастной сестры сулит передышку, хотя и не покой, а лишь надежду на облегчение. Многие верят, что главари не далеки от проекта конституционной монархии{448}.

Граф де Товенэ (Thauvenay) {449}, в то время роялистский агент в Гамбурге, также был полон энтузиазма:

Всё, как кажется, говорит о великой революции внутри страны [...] Юному Королю приданы три комиссара, два из которых, чтобы дать ему образование, а один - чтобы следить, дабы он ни в чём не нуждался, и его уже три раза водили на прогулку по Парижу под предлогом [слабого] здоровья {450}.

   3 плювиоза III года Республики (22 января 1795 г.) Ж.Р.Р. Камбасерес выступил в Конвенте с докладом, посвящённом судьбе королевской семьи, от имени сразу трёх комитетов - общественного спасения, общей безопасности и по законодательству{451}. В самом начале он справедливо заметил, что альтернатива проста - либо нужно продолжать держать узников в заточении, либо необходимо выслать их за границу. Оба варианта кажутся неудачными: внутри страны они дают повод для «клеветы» на Конвент, за границей же сразу попадут в руки врагов Республики и станут центром притяжения для всех недовольных. В конечном счёте Камбасерес заявил, что клеветать на Конвент будут, что бы он ни делал, и предложил оставить всё как есть.

В мемуарах он комментирует свою речь следующим образом:

Предложи мы изгнать детей нашего короля или оставить их у себя в руках, легко было бы сказать, что мы хотим сохранить их, чтобы впоследствии возродить трон или же передать их нашим врагам, давая им тем самым лишний предлог напасть на Республику{452}.

Единственным депутатом, возразившим ему, стал Ж. Бриваль (Brival) - юрист, якобинец, при диктатуре монтаньяров неоднократно подозревавшийся в недостаточной радикальности и сочувствии жертвам Террора. На сей же раз, напротив, Бриваль высказался за то, чтобы «срубив дерево, выкорчевать и его корни, из которых не может произрасти ничего иного, кроме ядовитых плодов». Депутат также выразил удивление тем, что, совершив до 9 термидора столько «бессмысленных преступлений», потомков короля пощадили, и напомнил , что вандейцы воюют как раз за Людовика XVII. В ответ Бриваль услышал характерную для той эпохи фразу: «Полезных преступлений не бывает» {453}, - и Конвент поддержал Камбасереса.

После этого решения граф Прованский напишет принцу Конде: «Я всегда не слишком-то верил в депортацию короля. Она не в интересах ни якобинцев, ни умеренных»{454}. В то же время агент российской «разведки» объяснял это решение Конвента иначе: