Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

ни в одних воспоминаниях достоверно или хотя бы правдоподобно они не изложены. Говорят, что Рюэль и его коллеги пообещали Шаретту от имени Комитета общественного спасения восстановление королевской власти. Но как мог Рюэль взять на себя такое обязательство при том, что на суде над Людовиком XVI он голосовал за смертную казнь? Какой же пост он должен был занимать, чтобы дать столь всеобъемлющее обещание? Мог ли Комитет общественного спасения, по большей части состоявший из цареубийц, ратифицировать такой договор? {509}

Мне кажется достаточно очевидным, что дело не в том, какой пост занимал Рюэль, а в тех полномочиях, которые он получил от Конвента. К тому же он голосовал за смерть Людовика XVI с так называемой поправкой Майля, позволявшей отложить смертную казнь на неопределённый срок. Что же до состава Комитета общественного спасения с 15 нивоза по 15 плювиоза III года (с 4 января по 3 февраля 1795 г.), в нём действительно большинство принадлежало цареубийцам, но большинство очень незначительное: семеро голосовали за казнь короля, один - за казнь с отсрочкой, один не голосовал вовсе, а трое - против, и среди них были такие влиятельные депутаты, как Камбасерес и Буасси д’Англа. Не случайно Ларевельер-Лепо, рассказывая в мемуарах о переговорах между шуанами и Комитетом общественного спасения, подчёркивает, что его председателем был в то время Камбасерес{510}.

Этим высказываниям современников и историков можно противопоставить и немало иных. В английских архивах сохранился отчёт, направленный 6 августа 1795 г. лорду У. Гренвилю {511} бароном де Нантиатом (Nantiat), только что вернувшимся из плавания на континент к Шаретту. В нем приводятся записи разговоров с этим едва ли не самым влиятельным вождём мятежников, среди которых есть и такой диалог:

Генерал, вы вели переговоры с членами Конвента, и это заставляет меня полагать, что вы поддерживали тайные сношения с кем-то из них и ещё с какими-то людьми в Париже [...]

Шаретт. У меня не было никаких связей ни с кем из Парижа, кроме тех членов Конвента, которые приехали в эту провинцию, чтобы предложить мне мир и вести со мной переговоры. Это Рюэль, Годен (Gaudin){512} и другие. Но с тех пор, как я понял, что они меня обманули и не выполнили того, что мне обещали, я не хочу больше поддерживать с ними никаких отношений. Касательно этих людей я хочу, чтобы вы знали: хотя я и был, в некотором роде, вынужден заключить мир, поскольку у меня не осталось более пороха, а солдаты нуждались во всём, я никогда бы не подписал мир, если бы Рюэль и Канкло не заверили меня, что они хотят восстановить Короля, что я облегчу это восстановление, сговорившись с ними, заключив мир, который облегчит претворение в жизнь их взглядов, не отличающихся от моих. Они обманули меня, и когда я это увидел, мысль о том, что думают обо мне мои Принцы и вся Европа, видя, что я в некотором роде признал Республику, стала для меня непереносимой. Я издал обращение, чтобы открыть всем глаза на мой счёт{513}.

Действительно, 26 июня 1795 г. Шаретт, находясь в своей ставке в Бельвиле, выпускает манифест, в котором говорится, что наконец настал момент открыть истинные причины заключенного с Конвентом мира:

Отправленные к нам посланцы Конвента, Канкло, генерал республиканских армий, Рюэль, представитель народа, поначалу предстали перед нами под маской чистосердечности, человечности, мягкосердечия; они предложили нам мир. Они знали причины и мотивы, по которым мы взяли в руки оружие, нашу неизменную любовь к несчастному отпрыску наших королей и непоколебимую приверженность религии наших отцов. Они вовлекли нас во множество тайных встреч. «Ваши мечты исполнятся, - говорили они, - мы думаем также, как и вы. Наши самые горячие желания такие же, как у вас. Не нужно действовать по отдельности, будем действовать вместе, и в течение шести месяцев или чуть большего срока мы добьёмся выполнения наших мечтаний. Людовик XVII окажется на троне, мы добьёмся ареста или исчезновения якобинцев и маратистов, на руинах анархии народа воздвигнется Монархия» {514}.

В манифесте названы имена и других депутатов, с которыми лидерам мятежа устраивали встречи и которые «демонстрировали нам те же намерения»: Морисон (Morison) {515}, Годен, Делонэ (Delaunay){516} и другие. Меж тем на 100 % полагаться на слова Шаретта, даже опубликованные, мы не можем: на допросе, как мы видели выше, на существование секретных статей он лишь намекал, в разговоре с бароном де Нантиатом однозначно подтверждал, что они были. А в беседе с ещё одним английским агентом, шевалье де Тинтеньяком (Tinteniac), встречавшимся с Шареттом, чтобы ознакомить с его взглядами английское правительство, ни о каких тайных планах не упоминал вовсе. В отчёте говорилось, что Шаретт объяснял мирный договор лишь боязнью потерпеть окончательное поражение от республиканцев и заверял, что «никогда бы не заключил настоящий мир с теми, кто уничтожил моего Короля и мою страну»{517}.