Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

«Его смерть 8 июня 1795 г. не просто один из наиболее душераздирающих эпизодов революционной истории, это значительное политическое событие, которое разрушило проекты роялистов и нанесло серьезный и непоправимый удар по их надеждам, - соглашался с де Барантом Тюро-Данжен. - Посредством этой смерти королевская власть покинула Францию. Эмиграция не была более просто фракцией монархической партии, фракцией компрометирующей, на которую Людовик XVI и Мария-Антуанетта нередко с горечью жаловались; она стала самим центром королевской власти»{753}. Уже в XX в. о том же самом писал и Матьез: конституционные монархисты «мечтали о национальной династии с молодым дофином, который перейдет из Тампля в Тюильри, не приводя с собою эмигрантов и иностранцев». Говоря о смерти дофина, он отмечал: «Одно случайное событие раскрыло перед всем светом глубокие разногласия, царившие между роялистами, и нанесло последний удар их надеждам»{754}.

Иными словами, смерть Людовика XVII взрывала весь сложившийся к тому времени политический расклад. Если она была обдуманным политическим ходом со стороны республиканцев (а в пользу этой версии свидетельствует как минимум казус с могилой дофина), то ход этот представляется воистину очень удачным. Те силы внутри Франции, которые делали ставку на реставрацию мирным путём, мгновенно оказались дезориентированы. Теперь им приходилось выстраивать планы заново.

С одной стороны, лишь граф Прованский был и мог быть законным королём в силу фундаментальных законов французской монархии. В тот момент, когда король умирал, королём тут же становился его наследник; отсюда и знаменитая формула: «Король умер, да здравствует король». Чтобы пользоваться всей полнотой своих полномочий, коронация новому монарху была не нужна. Никаких отклонений от этой системы не предусматривалось: государь не мог ни назначить наследника по своему выбору, ни отречься от престола. Это знали все роялисты, с этим никто не спорил, несмотря на то что фундаментальные законы не представляли собой некоего единого текста, закона в современном смысле слова{755}. Их нередко именовали конституцией, однако эта конституция нигде не была записана. Различные её компоненты более или менее признавались, хотя о частностях и дискутировали, однако сам принцип наследования королевской власти сомнению не подвергался.

С другой стороны, сложившиеся в годы революции представления о суверенитете нации позволяли выбирать государя если не de jure, то defacto. Ещё в октябре 1790 г. граф де Мирабо говорил:

Кто будет отрицать, что французы - монархисты? Кто станет спорить, что Франция нуждается в короле и хочет короля? Но Людовик XVII будет королём, как и Людовик XVI, и если удастся убедить нацию, что Людовик XVI - виновник и пособник злоупотреблений, которые истощили её терпение, она призовёт Людовика XVII {756}.

Как мы уже видели, в 1791 г. была принята одобренная Людовиком XVI Конституция, в соответствии с которой система фундаментальных законов была полностью пересмотрена. Суверенитет по ней принадлежал нации, королю была «вверена» исполнительная власть и - через право отлагательного вето - некая частица законодательной. Вводилось понятие отречения от престола, причём лишить власти короля можно было и помимо его желания. Точно также можно было и потерять право наследовать трон. Всё это создавало сложнейший юридический казус: по традиции король был не властен изменить фундаментальные законы, но, тем не менее, Людовик XVI поставил свою подпись под их изменением. Вне зависимости от того, в силу каких резонов он это сделал, это позволяло при желании считать старую систему уничтоженной. А отмена самой Конституции 1791 г. после свержения монархии в 1792 г. приводила к тому, что на месте относительно стройной и умопостигаемой системы фундаментальных законов французской монархии оказался правовой вакуум. Для тех, кто не признавал совершённых Революцией изменений, это проблемы не представляло, однако для тех, кто стремился примирить между собой Старый порядок и Революцию, это открывало немалые возможности: если нация - суверен, то что ей мешает остановиться на кандидатуре подходящего короля. Именно этим путём и пойдёт спустя менее чем десять лет Наполеон Бонапарт: его вступление на престол будет одобрено на референдуме.