Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Хотя все эти рассуждения могут показаться излишне теоретическими, они создавали немыслимую ещё за пару десятилетий до того сугубо практическую ситуацию, поскольку позволяли поставить вопрос о том, какой король подходит Франции. Для понимания той политической борьбы, которая разворачивалась вокруг перспектив реставрации монархии, это было едва ли не самым важным, ключевым моментом. В глазах истинных роялистов король мог быть только один - Людовик XVIII. Но в глазах тех, кто рассматривал восстановление королевской власти в качестве одной из возможностей, и особенно в глазах тех, кто оказался скомпрометированным участием в Революции, это было совершенно не так. И речь шла не только о цареубийцах или, если брать шире, о тех политических элитах, которые возникли во Франции в ходе Революции. Само роялистское движение оказалось расколото, поскольку те, кто боролся с Революцией с самого начала, включая широкие слои эмигрантов, рассматривали тех, кто выстраивал здание конституционной монархии в первые её годы, как людей подозрительных, а порой и как изменников и предателей.

Всё это не только создавало немало проблем для монархистов, но и позволяло тем, кто раньше делал ставку на Людовика XVII, искать того из претендентов на престол, с кем они смогут договориться. Если не говорить о принцах из законной династии, сторонников у этих претендентов было не так много, однако нередко в их сторону посматривали боявшиеся мести Бурбонов или полагавшие, что те окажутся недостаточно гибкими, чтобы подтвердить произошедшие за время Революции перемещения собственности, назначения на должности, полученные воинские звания. Тем самым все накопленные денежные и социальные капиталы могли оказаться под угрозой. Как сообщал в марте 1797 г. один из роялистских агентов, «демон ада (Сийес), который руководил всеми революционными мероприятиями, говорит всем, кто только готов его слушать: “Без смены династии не станет революции”»{757}. О претендентах из других династий думали и те, кто стремился, возрождая королевскую власть, изменить форму правления - либо воспользовавшись английским образцом, либо создав некий гибрид между монархией и республикой - нечто подобное тому, что было в Англии во времена Протектората и будет во Франции в годы Второй республики.

В многочисленных трудах, посвящённых истории контрреволюции и эмиграции, до сих пор не сделано попытки более или менее полно и убедительно классифицировать этих претендентов или хотя бы как-то охарактеризовать те группировки, которые вокруг них складывались, оценить их планы и перспективы. Как правило, авторы либо в принципе обходят данный вопрос{758}, либо лаконично отмечают сам факт {759}. В значительной степени это объясняется сложностью самой задачи. Эти течения, в той или иной степени ярко выраженные, автономные и нетерпимые по отношению к остальным, далеко не всегда поддаются чёткой классификации, хотя бы потому, что их сторонники зачастую переходили из одного лагеря в другой или же не выражали свои взгляды настолько явно, чтобы по прошествии времени их было легко идентифицировать. Кроме того, никто из претендентов не заявлял о своих планах или претензиях на корону вслух. Они могли мечтать, вынашивать планы, вербовать себе сторонников, но никто из них не оспаривал права законной династии.

Не облегчает работу историков и богатство палитры контрреволюционного движения. Так, например, одна из французских газет в 1795 г. сообщала своим читателям{760}, что роялисты

разделены на пять групп. Самая большая требует короля конституционного, герцога Шартрского{761}. Самая активная требует короля иностранного, герцога Йоркского{762}. Самая элегантная требует короля абсолютного, графа д’Артуа. Самая боевая требует короля воинственного, принца Конде{763}. Наиболее приверженная принципам требует короля легитимного, Месье.

Действительно, все эти имена встречались в политических раскладах лета 1795 г. Другой вопрос: сколь многочисленны были все эти группы? Хотя разнообразие претендентов, несомненно, не способствовало ни единству, ни успеху монархистов, всё же четверо из пяти упомянутых здесь принцев (а к ним вполне можно добавить и других - скажем, Генриха Прусского {764}, австрийского эрцгерцога Карла{765}, испанских Бурбонов) были в большой степени маргинальными кандидатами на занятие французского трона.