Король без трона

— Нельзя ли поскорее? Мне некогда, а вы говорите так, что уснуть можно. Лучше уж я сама буду говорить про себя. Я выслана из Франции, и все-таки я здесь. Я подруга Бруслара, дрались в моем замке. Господин Гранлис попал туда случайно и был принят очень дурно. В этом клянусь Богом! Я роялистка, бунтовщица, инсургентка, шуанка! Такова я была всегда, такова теперь и буду такой впредь! С этим ничего не поделаешь — это в крови. Вы можете арестовать меня, посадить в тюрьму, расстрелять, но запугать меня — никогда! Это такое мещанство — бояться!

— Браво, Диана! — воскликнула Изабелла.

Диана сделала ей дружеский жест рукой: общая опасность сблизила соперниц, забывших в эту минуту свою вражду.

— Я тоже буду говорить сама, — выступила вперед Изабелла. — К господину Гранлису я питаю безграничную преданность, пламенное уважение — это я заявляю громогласно. Я сопровождала Бруслара в его бегстве; может быть, мое присутствие было ему полезно — тем лучше! У меня шесть степеней дворянства со стороны матери и семь — со стороны отца; мои предки своим оружием служили десяти последним королям, не изменил ни один. В моем семействе гильотина произвела опустошения: мой род принадлежит истории обезглавленных. Я Изабелла д’Иммармон, из рода герцогов Юржель д’Иммармон, которые пользовались правом быть с покрытой головой в присутствии королей Франции.

— Браво, Изабелла! — в свою очередь горячо крикнула Диана.

Луиза Кастеле пожала плечами.

— Вероятно, в день суда у вас поубавится гордости! — сказала она, скрестив руки. — Довольно, однако! Господа, я уже считаю себя отмщенной. Поймите меня хорошенько! Вы погибли — я предаю вас. После этого я буду искать и найду Бруслара… Но есть еще одно, неизвестное пока лицо. Правда, об этой личности я не знаю ничего, даже ее имени. Сударыня, — обратилась она к закутанной женской фигуре в глубине комнаты, прислонившейся к стене. — Ваше присутствие здесь уже говорит против вас. Кто вы?

Рука, сверкая бриллиантами, нетерпеливо сорвала с головы черные кружева; показались золотисто-рыжеватые волосы и прекрасное, юное лицо, сияющее красотой, гордостью, сознанием своего могущества. Послышался громкий, смелый голос:

— Полина Бонапарт! Герцогиня Гуасталла, принцесса Боргезе! Довольно этого с вас?

Мертвое, полное удивления молчание последовало за этими словами. Затем Гранлис бросился было к Полине, но она отстранила его и, подойдя к пораженной Луизе, промолвила:

— Ты узнаешь меня, Луиза? Что за игру ты затеяла? Так-то ты отблагодарила императора? Я лично знаю — слышишь? — знаю присутствующих лиц. Я за них отвечаю. Они свободны, я так хочу! — Потом она обернулась к Фроамантелю, Жиролю и другим полицейским: — А вы убирайтесь отсюда! Вон, и как можно скорее: вы ничего не видели, ничего не слыхали. Смотрите, будьте осторожны; берегитесь моего гнева — он справедлив и жесток. Ступайте!

Все полицейские моментально скрылись. Тогда Полина вновь заговорила:

— Луиза, ты не создана для такой роли, тебе придется отказаться от нее. Все это очень печально… — Затем она повернулась к группе обвиняемых заговорщиков и повторила с надменным, высокомерным взглядом: — Я — Полина Боргезе!

Все низко поклонились: им было приятно, что их спасла она. Обе женщины побледнели и не сводили с Полины глаз. Она улыбнулась им, так как умела понимать и ценить красоту. Тогда обе, Диана и Изабелла, против своей воли, к своей величайшей досаде впоследствии, ответили ей также улыбкой и низким придворным реверансом, как бывало когда-то принято в Версале. Она очаровывала и пленяла невольно, от нее, как и от ее брата, точно исходила какая-то могучая, всепокоряющая сила.

Через мгновение Полина величественно и торжественно пошла к выходу. У дверей она остановилась и, полуобернувшись, громко скомандовала:

— Офицеры — к своим частям! Война объявлена.

Она вышла, оставив всех в полном остолбенении.

* * *

Некоторое время спустя Савари узнал об исходе этого дела: открытие Прусской кампании принудило его занять свое место адъютанта императора. Его пост наследовал Фуше, соединив в своих руках управление тайной полицией и жандармской частью вместе с общей полицией.

Тогда ему попалось на глаза «дело улицы Монблан». Сначала его изумление, а потом его гнев были беспредельны.

Кантекор получил очень нелестные отзывы за то, что дал себя провести и осмеять таким образом. Ему посоветовали, вернее, просто приказали снова поступить в военную службу и сопутствовать принцу в армии. Кантекор принял предложение поневоле, без особенного восторга. Но он решил до своего отправления свести некоторые счеты.

В одно прекрасное утро Жироль был найден мертвым, с ножом между лопатками, а три дня спустя труп Фроамантеля всплыл на поверхность реки под Новым мостом: обоим сыщикам больше не представилось возможности вмешиваться в чужие дела.

Несколько утешенный Кантекор записался сержантом в полк Тур д’Оверна. Однако с этих пор он стал меньше любить «своего» принца и изменил свое мнение о некоторых вещах.