Король Дебрей

Дядя округлил глаза и хотел, было, что-то вспылить в мой адрес, но резко передумал. Даже кулаки разжал. Сделал паузу. Видимо, про себя считал до десяти.

– Да у нас так… несерьезно.

Я чуть не цокнула языком. Только протяжно выдохнула.

– Как знаешь. Я пошла получать люлей.

– Подожди, а ты чего так поздно?

– С другом гуляла.

– А-а-а… ну и как у вас там.

Я хмыкнула: – Ну, он сводил меня в кино. Похоже, у нас все серьезно.

– Рад за тебя.

***

Не прошло и двух часов, как теперь я стою перед крыльцом «Залеска» и выбираю среди лежащих под ногами камушков тот, что поменьше и покрепче.

Что произошло до этого? Тут к гадалке не ходи все и так понятно: мать устроила истерику. Честно говоря, не хочу в подробностях рассказывать обо всем этом, тем более мой инстинкт самосохранения (наверное) решил просто стереть все из памяти.

Алгоритм был таков: я заглядываю в прихожую, мать стоит, уперев руки в бока, и читает мне нотации. Там еще дядя Алик позади со своими песенками звучит на всю округу, что усугубляет дело. В общем, от одного ее вида я поняла, что чувствовать сейчас я буду еще хуже, чем вчера. Поэтому я заранее «отключилась». Посыпались стандартные вопросы в стиле: Ты знаешь, который час? Где ты опять шлялась? Ты же понимаешь, что я за тебя волновалась? И так далее.

Слово за слово и снова внутренняя пустота.

Моя мать – строгая женщина. В моей памяти, она всегда была такой. Когда дома был отец, большая часть таких упреков прилетала в его адрес. Когда он ушел, все перешло на меня с двойной силой.

Она всегда много времени проводила перед зеркалом, но мне краситься никогда не позволяла. Я всегда думала, что это нормально. С годами, переходя в старшие классы, я заметила, что и внешний вид моих сверстниц становился все откровеннее и вычурнее. «Значит… это не норма?» – подумала тогда я: – «Значит, им родители позволяют это?» – ответ лежал на поверхности.

Она всегда покупала себе кучу вещей. Я же ее поведение считала чем-то вульгарным и недопустимым для человека старшего возраста. Думаю, это влияние дяди Алика, у которого был диаметрально противоположный характер. Он слишком расслабленный, ветреный и одежку носит до потертостей в локтях. Хотя, при наличии заплаток, его и это не останавливает. Он, конечно, по-своему строг, но это так, напускное. Дядю мало кто заботит, в этом его шарм.

Отцовские сказки на ночь также позволили мне не лишиться романтизма. Благодаря бурной фантазии я смогла не потерять рассудок.

Сейчас, когда я все больше времени проводила с Артуром, я стала больше задумываться над ее поведением. Я поняла одну важную вещь: Кто угодно ребенок, даже моя мама, но не Артур.

Вот я стою перед ней, выслушиваю нелестные высказывания о себе, а в голове его лицо. Знаете, как икона, только живой человек, существующий, который точно может тебе помочь. Поэтому я, снова состроив невозмутимое лицо, прошла в комнату, минуя какое-то обидное высказывание в мою сторону. Заперлась. Соскальзываю по двери и плюхаюсь на пол. Прерывисто дышу и стараюсь подавить выступившие слезы.

Хорошо быть Артуром. Он бы вмиг придумал что-нибудь остроумное в ответ, так еще бы в спор вступил и вышел из него победителем. Я не такая. Я никогда не смогу пойти против нее.

Подождав несколько минут, я услышала тишину. Дядя Алик с Наташей «свернули лавочку».

Я ходила по комнате и обдумывала о будущих действиях. Стены нагнетали, ковер раздражал. Я взялась за нижний конец и импульсивно дернула, чтобы сорвать, но увиденное напугало меня еще больше. На кирпичной стене, покрытой неприятной на ощупь известкой, зияла большая трещина. Выдохнув, я медленно отпустила покрывало.

Теперь все встало на свои места.

Иногда проще закрыть глаза, чем устранить проблему. Игнорирование – освобождает от лишних слов и действий…

Почему-то в голове всплыло лицо Бори.

Нет, теперь оставаться здесь нельзя.

Так, отперев форточку, я вышла в окно. Пригнувшись, я пробежалась по грядкам. Свет в доме уже погас. Значит, мама пошла спать.

И вот я здесь, готовая кидать камушек, но что-то меня останавливает. Стыд, наверное. То ли время позднее, то ли… то ли просто его посвящать в это не хочу. Домой идти я не намерена. Больше ныть я не хочу, но мне нужна поддержка.

Свет горит, и я вижу даже сквозь плотные шторы его силуэт. «Была, не была» – подумала я и кинула с небольшим отрывом два камушка, что б наверняка.

Он сдвинул штору. Его лицо сразу же исказилось так, словно чего-то испугался. Посмотрев назад, он сделал пальцем жест «один момент». Я кивнула.

Минут через 15 на первом этаже погас свет. Я все еще топталась на месте, ожидая какого-нибудь сдвига ситуации, и молилась, чтобы никого не было на улице.

Еще через пять минут он вышел, осторожно открывая дверь. От сердца словно камень выпал. За это время я напридумывала много чего. Куча картин и все с нехорошим исходом.

– Проходи, – негромко сказал он, осторожно открывая металлическую калитку, чтобы та предательски не заскрипела: – …только осторожно. Бабушка ушла спать.

Я снова кивнула в ответ.