Король франков

Маникор провёл Можера в зал — огромный, прямоугольный, с шестнадцатью витыми мраморными колоннами, подпирающими резными капителями концы дуг сводчатого потолка. Напротив двухстворчатых дверей, через которые они вошли, — четыре больших окна с цветными стёклами, дугообразные поверху. С обоих торцов зала — двери в комнаты.

Барон подвёл нормандца к одной из них и, попрощавшись, ушёл.

За дверью слышалось пение, кто-то играл на лире. Едва Можер вошёл, певица умолкла, инструмент замолчал. Гуннора, сидя вполоборота к двери, повернула голову.

   — Можер! Вот и ты, сын мой.

Нормандец подошёл; упав на колено, склонился над рукой матери.

   — Я уже думала, что уеду, не повидав тебя.

   — Разве мог я так поступить, матушка? Вы ведь знаете, что ближе вас и отца у меня никого нет.

   — Ты научился вежливости у франков, коли стал говорить на «вы».

   — Мало того, теперь я целую дамам пальчики.

Герцогиня рассмеялась.

   — Как тебе в Париже? Знаешь, только что пронёсся слух, будто в город ворвался сам Хрольф-Пешеход верхом на коне и ведя за собой войско норманнов. Дворец переполошился, все высыпали на стены, но, как и следовало ожидать, врагов никто не увидел. Да и откуда им взяться, если нормандская герцогиня гостит в Париже у короля?

   — Они приняли меня за моего славного предка, — усмехнулся Можер. — Поистине, у страха глаза велики. У них живы в памяти истории о былых нашествиях норманнов.

   — О ком ты?

   — О парижанах, конечно.

   — Значит, едва ты появился, как уже что-то натворил, и горожане со страху приняли тебя за Хрольфа? Ах, сынок, тебе не умереть от скромности. Почему бы спокойно и без шума не проехать по улицам города, никого не задевая? Так нет же, обязательно надо во что-нибудь вмешаться. Ну, расскажи, что с тобой приключилось?

В это время вошла королева Адельгейда. Нормандец приветствовал её лёгким поклоном. Герцогиня приподнялась было, но королева жестом вновь усадила её и сама уселась рядом.

   — Играйте что-нибудь, но не надо петь, — приказала она трём девицам, которых Гуннора привезла из Нормандии. И зазвучала лёгкая, ненавязчивая мелодия.

   — Я рада тебя видеть, племянник, — улыбнулась Адельгейда. — Однако не все готовы разделить со мной эту радость. Парижский епископ требует наказать вашего сына, мадам.

   — Наказать?.. Моего мальчика?.. — высоко вскинула брови герцогиня. — Но за что?

   — Право, какая-то нелепая история. Я зашла к королю поговорить о Роберте и поняла только, что Можер чуть не убил викария, племянника епископа. Тот чудом остался жив, правда, стал хромать и кашлять, да ещё время от времени потирает ушибленное плечо.

Гуннора всплеснула руками:

   — Святой Боже! Чем же тебе помешал викарий? Неужели нельзя было проехать мимо, не трогая особу племянника епископа?

   — А зачем он обижает безвинных? Жаль, что это был не епископ, я заставил бы его сожрать собственную митру. Но, воображаю, как не понравилось бы это Роберту; говорят, он стал чересчур благочестив. Кстати, ваше величество, я почему-то нигде его не встретил. Уж не заболел ли часом ваш сын?

   — Ты прав, Можер, — вздохнув, ответила королева. — Роберт и в самом деле стал не в меру набожным. Король мечтает видеть в нём преемника, будущего правителя государства, но, глядя на сына, лишь хмурит лоб. Вот и сейчас, вместо того, чтобы быть рядом с отцом и постигать науку управления государством, он пропадает в каком-нибудь монастыре у монахов.

   — Если их недостаточно, то я привёл ещё одного.

   — Монаха? Где ты его взял?

   — Нашёл.

   — Очень мило! Он что же, валялся на улице?

   — Нет, был привязан к столбу. Мне это не понравилось, и я решил освободить его.

   — Кто же его привязал?

   — Нечистая сила. Она давно за ним охотилась: монах был слишком набожен и часто изгонял бесов.

   — Сын мой, ты совершил поступок, угодный Господу, — сказала мать.

   — Да, если не считать того, что при этом я поссорился с дьяволом, с которым прежде жил в ладах, — ответил сын.

   — Ничего не понимаю. С каким дьяволом? О чём ты?

   — А я, кажется, поняла, — улыбнулась королева. — Под нечистой силой ты, Можер, имел в виду племянника епископа?

   — Ваше величество необычайно догадливы, — с любезной улыбкой ответил нормандец.

   — Можер, немедленно расскажи нам всё, — строго потребовала герцогиня.

   — Мы должны знать, как нам действовать, если дело зайдёт слишком далеко, — добавила королева и махнула рукой юным музыкантшам, которые тотчас упорхнули.

Спустя некоторое время Можер снова вышел в галерею, рассчитывая увидеть монаха, но вместо этого был окружён придворными. Они стали наперебой сообщать ему новости, а потом слушали его рассказы о нормандском дворе.