Король франков

Будущее Можер рисовал себе весьма просто: невеста, свадьба, дом, дети, старость, смерть. Так было всегда и со всеми, будет и с ним, и не имеет значения, какова собой невеста: светлая или тёмная, рябая или с идеальным лицом, высокая или карлица. Важно, что знатна, остальное в расчёт не идёт. Ни о какой любви речи нет. Появится — хорошо, нет — и не надо. Главное — иметь наследника. Ты должен продлить род — вот приоритет всему, а о своих чувствах можешь забыть. Так было принято среди знати, и к этому готовил себя Можер, иного пути не мысля.

Поэтому сейчас, лёжа на кровати и глядя в потолок, он с улыбкой думал о своём новом любовном приключении и не представлял, к чему оно приведёт. Ему было хорошо с этой девушкой, льстили её слова о любви, но сам он не любил и трогательную заботу Изабеллы приписывал единственно одному — желанию выходить его. Такова её благодарность от имени всех сестёр за помощь, которую он оказал им при спасении от рук убийц. Что же касается любви... И Можер усмехнулся, подумав, что все женщины одинаковы, ему не встречались иные: едва юркнут под одеяло, как тут же клянутся, что влюблены.

И всё же... Можер снова нахмурился. Почему её так долго нет? И отчего, чёрт возьми, вот уже сколько времени он думает только о ней, разве больше не о чем? Он попытался переключиться на мысли о доме, святом отце, его критике Библии и Евангелия, о Лане, наконец, где его тоже любили... И горько усмехнулся, поймав себя на том, что вновь видит сестру Монику и слышит её голос, шепчущий слова любви.

Можер вздохнул. А вопрос не уходил, всё настойчивее стучал в сердце, тревожил сознание: где же она, когда вернётся, и он вновь с восторгом будет слушать её и смотреть на это лицо богини? Красивее он не видел: тонкие, изогнутые полукружьями брови; маленький, ровный римский нос; тёплые, нежные губы цвета спелой вишни. А глаза! Кто мог бы описать её глаза, рассказать, что в них? Найдётся ли второй Овидий[29], чтобы поведать об этом? Или другой Катулл[30], чтобы воспеть божественную красоту её глаз в стихах!..

Размечтавшись, Можер не услышал, как открылась дверь, и не увидел, как вошла Изабелла. Она была уже не в монашеском облачении, а в великолепном, игравшем позолотой, зелёном платье с узкими рукавами и кружевными манжетами. На ногах её — оливкового цвета башмаки с нарядными пряжками, на голове — причёска по последней моде. Когда она подошла совсем близко, нормандец медленно повернул голову и от удивления раскрыл рот.

   — Ты меня не узнаешь? — улыбнулась Изабелла, садясь прямо на кровать.

Можер наконец обрёл дар речи:

   — Если бы я не знал, что ты сестра Моника, то сказал бы, что мне явилась сама Грация — одна из дочерей Зевса и Геры.

Она засмеялась, кокетливо повела плечами.

   — Тебе нравится мой наряд?

   — Ещё спрашиваешь, искусительница! Но как идёт тебе это платье! Ты в нём прекрасна! А впрочем, совсем без платья ещё лучше.

Изабелла стыдливо потупила взор. Потом спросила:

   — Тебе не холодно? Ведь покрывало теперь одно.

   — Покрывало?.. — машинально пробормотал Можер, не сводя с неё глаз. И вдруг слегка повысил голос: — Чего ради ты этак вырядилась? Зачем сняла монашеское платье и облачилась в мирское? Разве вашим уставом это не запрещено?

Изабелла виновато улыбнулась:

   — Я сделала это ради тебя. Думала, тебе понравится. Но, если хочешь, я его сниму и надену своё...

   — Где ты его взяла? И зачем тебя звал король?

   — Это он подарил мне платье.

   — За этим и звал?

   — Не только. Ещё он сказал, что я... — она помедлила, задумавшись на мгновение и играя пальцами рук на коленях, и продолжила: — ...Что мне не следует покидать тебя, во всяком случае, надолго. Он доверил мне заботу о сыне герцога Ричарда и пообещал, что голову мне снимет, если с ним что-то случится.

   — Так и сказал? — рассмеялся Можер.

   — Теперь мне от тебя нельзя и шагу.

   — Чёрт возьми, знаешь, девочка, я этому рад. Ведь я подумал как раз наоборот и уже представил, как мне будет плохо без тебя.

Лицо Изабеллы озарилось счастливой улыбкой:

   — Значит, ты думал обо мне?

   — Ну что ты, — с придворной манерой лукавить ответил нормандец, — я думал о том, как мы бились с сарацинами.

У неё потух взгляд. Она опустила голову и, уже рассеянно слушая Можера, безмолвно уставилась на свои ладони поверх колен — безжизненные, бескровные, показавшиеся ей ненужными. А ведь она совсем иначе представляла себе эту их встречу. С присущей ей наивностью, она полагала, что как только восхищение её нарядом пройдёт, он скажет, что думал о ней и ждал её. Она хотела ещё раз поцеловать его, а в ответ услышать ласковые слова и, быть может, даже признание в любви... Но ничего этого не произошло, и Изабелла почувствовала вдруг, что не нужна ему. Ведь он не ждал и даже не думал о ней... А она так мечтала об этом, так торопилась, чтобы снова увидеть его, быть рядом!.. Ей бросилось в глаза новое платье, носки башмаков из-под него. И вдруг всё это показалось ненужным, смешным, просто отвратительным!..

Она быстро поднялась с кровати.

   — Мне нужно выйти.

   — Зачем? — удивился Можер. — Ведь ты только пришла.