Король франков

Но она уже направилась к двери, обронив на ходу:

   — Я вернусь.

   — Когда?

Ответа Можер не услышал. Дверь за сестрой Моникой захлопнулась, наступила тишина.

И тут Изабелла дала волю слезам. Она плакала, прислонившись к одной из колонн, и казалась себе гадкой. Потом ей стало жалко себя, перед глазами вихрем пронеслись картины прошлого: печальное детство, путь в монастырь, первая встреча с нормандцем у ворот, разговор с настоятельницей, потом её просьба скакать в Париж. И дальше: телеги в крови и в них люди, она слушает сбивчивый рассказ сестёр, следом Можер, лестница, его покои... и эта дивная ночь, а за нею утро! И во что всё это превратилось? Она, оказывается, ему безразлична. А она-то, как дура, думала, нашла свою любовь... Да ещё вырядилась в это дурацкое, никому не нужное платье!..

Вскрикнув, Изабелла рванулась с места и бросилась бежать по коридору.

Неожиданно она остановилась. Куда же теперь? Что делать? Ответ нашёлся тут же: прежде всего, скинуть с себя это платье; оно жгло огнём, душило, вызывало в ней омерзение. Вернувшись туда, где его надела, она, к удивлению кастеляна, вновь обрядилась в своё монашеское одеяние и отправилась обратно. Дойдя до зала, откуда шёл поворот к комнате Можера, она приостановилась было, но тут же решительно пошла дальше вдоль галереи, потом по лестнице сбежала вниз и вскоре была уже в лазарете.

Сёстры, ликуя, окружили её и тотчас засыпали вопросами: где была, как спала, как чувствует себя нормандец? Изабелла обрадовалась встрече, это отвлекло от невесёлых дум. Обнаружив, что среди товарок нет сестры Терезы, её приятельницы, сестра Моника спросила о ней. Монахини захихикали и указали на одну из коек, рядом с которой сидела на стуле девушка в белом одеянии. Потом, объясняя свою весёлость, сообщили, что их подруга очень привязалась к раненому священнику и прямо-таки не отходит от него. Кажется, он ей понравился. Сестра Моника выразила удивление: как же это? Ведь она приняла обряд посвящения от самого епископа! Дала обеты!

   — Она уже готовится к расторжению этих обетов, — ответили монахини.

Мельком подумав о чём-то похожем на собственную историю, сестра Моника тихо пошла вдоль ряда коек, на которых лежали раненые. Все они были в повязках и под лёгкими одеялами. Одни спали, другие, тихо постанывая, пытались шевелить руками или ногами, третьи молча ласкали взглядами проходящую мимо них одну из сестёр.

Подойдя к койке, на которой лежал с перебинтованной грудью монах, сестра Моника в нерешительности остановилась. Причина повышенного внимания подруги к раненому стала ясна: сестра Тереза внимательно слушала святого отца, а её пальчики покоились в его ладони.

Рено сразу узнал, кто подошёл, и с улыбкой произнёс:

   — А вот и наша отставшая от стада овечка.

Монахиня стремительно обернулась:

   — Сестра Моника! Боже мой, как я рада тебя видеть!

И они обнялись. Перекинувшись несколькими общими фразами, обсудив состояние раненых и их предполагаемое окончание выздоровления, подруги повернулись к Рено. Обе, как по команде, уставились на стул. Но тут же решили проблему: он достался сестре Монике, а товарка присела на кровать.

   — Ну, рассказывай, как твой нормандец? — загорелись глаза у сестры Терезы. — Поправляется?

   — Вовсе он не мой, с чего ты взяла? — равнодушным тоном попыталась погасить интерес у подруги Изабелла, поведя при этом плечиками.

   — Вот ещё, кого ты хочешь обмануть! Нам всё известно. Приходили слуги и рассказали, как ты пыталась в одиночку дотащить его до дворца, а там он упал, обессиленный от потери крови, и его принесли без сознания в комнату.

   — В самом деле, так и было... — попыталась отвести взгляд в сторону Изабелла. — Мы остались вдвоём, господину графу стало плохо. Как мне было оставить его, вот я и помогла...

   — Что не помешало тебе, однако же, остаться у него на всю ночь. И после этого говоришь, он не твой?

   — Как ты узнала?

   — Все уже знают.

Сестра Моника, слегка покраснев, бросила быстрый взгляд на монаха и, увидев, как тот внимательно смотрит на неё, смущённо потупила взор.

   — Почему ты не рассказываешь нам обо всём? — с живостью продолжала сестра Тереза. — Удивлена, что я говорю «нам»? Хочешь, открою тебе тайну? — она повернулась к святому отцу. — Брат Рено, я могу это сделать?

   — Да, дочь моя, — и Рено в знак согласия прикрыл глаза.