Король Георг V

Следует сказать, что Йоркский коттедж был действительно небольшим. Регулярное появление все новых детей, из которых все, кроме самого старшего, здесь же и родились, требовало постоянных пристроек, включая такие неотъемлемые атрибуты эдвардианской эпохи, как классная комната и бильярдная. К началу нового царствования в лабиринте извилистых коридоров, узких лестниц и спален размером с чулан вынуждены были тесниться сорок человек. Кембриджский викарий каноник Эдвард Вудс, в 1924 г. приглашенный сюда на проповедь, отмечал, что здешняя гостиная меньше его собственной. Постоянный запах готовящейся пищи выдавал присутствие множества слуг, без которых не мог обойтись даже «малый Трианон». Однако в самом здании им негде оказалось спать, и король как-то заметил, что было бы хорошо, если бы слуги гнездились на деревьях. Проживавший в доме личный секретарь вынужден был заниматься делами монарха в собственной спальне; позвонить он мог только из классной комнаты или из коридора, а посетителям приходилось сидеть за дверью.

Сэр Чарлз Каст, близкий друг короля, всю жизнь прослуживший у него конюшим, однажды рискнул заметить, что это абсурд, что в таком большом доме в Сандрингеме проживает одна пожилая леди с незамужней дочерью, а в Йоркском коттедже теснятся женатый мужчина, его жена и шестеро детей, не говоря уже о том, что этот мужчина является королем. Обычно Касту дозволялось больше, чем любому другому придворному, но на сей раз король в резкой форме посоветовал ему не лезть в чужие дела. Существовала серьезная причина, не позволявшая королю просить свою овдовевшую мать поменять Сандрингем на дом поменьше, более для нее подходящий: король Эдуард в завещании специально отметил, что имение передается его супруге в пожизненное владение. Только в 1925 г., после смерти королевы Александры, ее сын с некоторым сожалением покинул Йоркский коттедж и переехал в Сандрингем-Хаус.

И в то же время в течение пятнадцати лет он мог бы взять в аренду подходящее норфолкское имение, как того и желал его отец. Землевладельцы все еще испытывали тяготы сельскохозяйственной депрессии конца XIX в. и с удовольствием пустили бы короля на постой. Тогда, однако, потребовалось бы изменить образ жизни, став деревенским магнатом, с обязательным для его положения гостеприимством. Поэтому король предпочел оставаться в своем коттедже. По этим же причинам господин Гладстон некогда отверг план по переводу своей официальной резиденции с Даунинг-стрит, 10, в более шикарный Дувр-Хаус. «Это заставляло бы премьер-министра, — объяснил он, — устраивать у себя приемы».

Замуровав себя в тесных и темных стенах Йоркского коттеджа, король и королева, однако, вовсе не опростились и сохранили в доме достойную атмосферу. Герцог Виндзорский так пишет о своем отце:

«У него всегда все было самое лучшее: одежда, изящные курковые ружья фирмы „Пурдэй“, пища, канцелярские принадлежности, портсигары работы Фаберже, подарки, которые он дарил своим друзьям.

Образ жизни моего отца был в высшей степени организованным, некрикливым и элегантным. Где бы и по какому случаю он ни находился, все на нем было безупречно, вплоть до последней детали».

Упомянутые герцогом ружья 12-го калибра относились к числу самых дорогих для короля вещей. Как в стиле одежды, так и в спорте он всегда сопротивлялся веяниям моды, цепляясь за ружья устаревшей конструкции даже тогда, когда другие стрелки его статуса уже давно перестали их использовать. Его ружья были приятны на глаз и на ощупь, прекрасно пристреляны и великолепно исполнены. Иначе и быть не могло: за год король использовал до 30 тыс. патронов.

Во время охотничьего сезона король с друзьями бродил по норфолкским чащобам, где крик фазана звучал для них музыкой. Больше всего он любил испытывать свое мастерство на вальдшнепах с их коварным полетом; охотиться на куропаток тоже любил. Стрелял он с элегантной непринужденностью, не снимая перчаток и очень прямо держа левую руку; присутствие восторженных женщин только улучшало его результаты. Иногда говорят, что он с презрением относился к тем battues[51] на ручных фазанов, которые у богатых эдвардианцев сходили за охоту. Это неверно. Король хотя и не поощрял эту бойню, но никогда не пренебрегал ею, особенно если птицы летели высоко и быстро. «Я следил за королем и вел подсчет, — сообщал представитель лорда Бернхэма об охоте в Холл-Барне. — Тридцатью девятью выстрелами он сбил тридцать девять птиц, и лишь на сороковом промахнулся».