И все же я по-прежнему верила в его чувства. Теплая волна, которая поднималась всякий раз, как мы оставались наедине, являлась достаточным доказательством. Сорен ушел как раз потому, что любил меня и не желал подвергать опасности, не имея возможности защитить. Или что-то вроде того. Уверена, причина исчезновения заключалась вовсе не в недостатке чувств.
Но теперь связь между нами прервалась. Точно я была не оленем, а прежней Яннеке. Бессильной девчонкой. Чужой Пермафросту. Сломанной. Бесполезной.
– Сорен оставил почти все вещи, – пробормотал Сеппо, проверяя мешки. – Зато взял оружие, не считая лука со стрелами. Но вот еды захватил всего на пару дней. – Он нахмурился. – Почему?
– Многие гоблины, – тихо произнес Лидиан, – особенно мужского пола, уходят умирать, когда теряют способность выживать или управлять поместьем самостоятельно. Они удаляются в дикие земли и шагают, пока не свалятся от холода и истощения. Обычно в таких случаях оставляют скрепленную магией записку или распоряжение, кому передать титул и владения. Это благородная смерть.
По венам после этой фразы разлились яд и огонь. Схватив Лидиана за грудки, я повалила его наземь с такой силой, которая удивила даже меня саму.
– Возьми свои слова назад! – закричала я, оскалив зубы. – Возьми слова назад, ты, мерзкое чудовище! Сорен жив! Он жив! Я знаю это, хоть и не представляю, куда он направился. Так что возьми свои слова обратно!
Глаза Лидиана удивленно расширились. Он явно не ожидал такой бурной реакции, но быстро пришел в себя и сбросил меня. Раньше это послужило бы началом кровавой схватки, но сейчас гоблин лишь спокойно дождался, пока я сяду на место и возьму себя в руки.
– Ты до сих пор ощущаешь Сорена, правильно? – поинтересовался Роуз.
– Я ничего не чувствую, – покачала я головой, мужественно стараясь сдержать слезы. – И не вижу. Ни связующей нити, ни следов на снегу. Даже не слышу биения сердец живых существ. Все пропало. – Я вытерла глаза, не сумев справиться с эмоциями. – Силы оленя, похоже, покинули меня. Наверное, это означает, что я и сама теперь бесполезна. И мне тоже нужно отправиться умирать.
– Не думай, что мы позволим тебе выкинуть подобный номер, – резко сказала Диаваль и поморщилась, поднимаясь на ноги.
Она собрала вещи и закинула мешок на плечо. На ее лице снова появилась болезненная гримаса.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Диаваль? – с тревогой спросила я.
– Ничего страшного, просто рана снова открылась, – небрежно ответила она.
– Почему ты об этом не сказала?
Мои мысли переключились на текущую ситуацию. Одна из немногих способностей оленя, которые мне удалось освоить, заключалась в исцелении. Теперь же я не смогу помочь подруге. Она морщилась, хотя гоблины изо всех сил скрывали слабость. А значит, утверждение о несерьезности состояния вряд ли соответствовало действительности.
– Не хотела попусту всех беспокоить, – призналась Диаваль. – Само заживет. К счастью, на когтях Хресвельга не было яда.
– Очевидно, что исцеление пока идет не слишком успешно, – заметила я.
– Буду беречь ногу, – пообещала колдунья, явно с трудом воздерживаясь от язвительного комментария. – Только ради твоего спокойствия, клянусь.
– Не пора отправляться? – поинтересовалась я, поворачиваясь к Лидиану.
– Вероятно, сегодня удастся добраться до места назначения. Теперь мы можем передвигаться быстрее.
«Теперь, когда Сорен ушел, нас больше ничего не сдерживает», – повисли в воздухе недосказанные слова. Никто, кроме меня, не заметил подтекста фразы. Либо же предпочли притвориться, что не заметили.
Я сразу вспомнила все издевательства и жестокие шутки в адрес моего собственного физического увечья за время пребывания в Пермафросте. Конечно, не от Сорена, который недовольно смотрел на каждого обидчика, да и наверняка не только смотрел… Но всем рот не заткнешь, а потому безжалостные гоблины шептались и смеялись открыто и исподтишка. Каждый раз это только подливало масло в огонь моей ненависти к себе. Попытки смириться с травмами постоянно наталкивались на оскорбления и издевки. В царстве вечной зимы никого не жалели. Только рабы, как и я сама, никак не комментировали уродства соплеменницы.
Но Сорен… Он ведь лишь недавно потерял глаз и, в отличие от меня, не располагал временем, чтобы свыкнуться с мыслью о ранении. Да еще и события последних дней снова и снова доказывали, что король гоблинов больше ни на что не годен, бесполезен, бессилен. Наверняка он награждал себя и другими эпитетами, исходя из действий в экстремальных ситуациях. А если учесть непримиримость его расы ко всему, что отличалось от нормы, реакция Сорена уже не казалась чрезмерной.