Король гор. Человек со сломанным ухом

— Только вы посвящены в мою тайну. Англичанки уверены, что я освободил их от Хаджи-Ставроса. Я позабочусь о том, чтобы до возвращения Короля они оставались в неведении. На все потребуется два, максимум три, дня. Мы находимся в сорока новых стадиях (это сорок километров) от Сциронских скал. Наши общие друзья доберутся до них ближе к ночи. Завтра вечером они совершат нападение и независимо от его результатов вернутся сюда в понедельник утром. Нашим пленницам мы скажем, что бандиты застали нас врасплох. В отсутствие моего крестного я близко не подпущу вас к дамам. Вам это будет только на пользу. Мне придется позаимствовать у вас палатку. Вы ведь понимаете, сударь, что у меня более нежная кожа, чем у доблестного Хаджи-Ставроса, и в такую погоду мне не следует оставаться на открытом воздухе. А иначе, что скажут на придворном балу, когда увидят, что я загорел, как крестьянин. К тому же мне следует развлекать бедных отчаявшихся женщин, в этом состоит мой долг освободителя. Ну а вы будете ночевать с моими солдатами. Позвольте мне отдать приказ, который прямо вас затрагивает. Эй, Яни! Бригадир Яни! Я поручаю тебе охранять этого господина. Приставь к нему четырех вооруженных часовых и вели им повсюду сопровождать его и охранять днем и ночью. Через каждые два часа будешь их сменять. Шагом марш!

Он вежливо и несколько иронично попрощался со мной и отправился к дамам, а для меня с этого момента начались мучения, непостижимые для человеческого

— Охранять днем и ночью

разума. Каждый из нас знает или догадывается, что собой представляет тюрьма. Но попробуйте себе представить не просто тюрьму, а тюрьму живую и самодвижущуюся, все стены которой ходят туда-сюда, удаляются и приближаются, поворачиваются в разные стороны, потирают руки, чешутся, сморкаются, отряхиваются и постоянно пялятся восемью глазами на заключенного. Я сделал попытку прогуляться, и мой застенок приноровил свои шаги к моим. Я дошел до самой границы лагеря, и два шедших передо мной солдата встали, как вкопанные, а я ткнулся носом в их униформы. Этот случай помог мне понять смысл одной надписи, которая часто попадалась мне на глаза неподалеку от принадлежащих военным сооружений: «Граница гарнизона». Я повернул назад, и все четыре стены автоматически развернулись на месте, словно театральная декорация. Наконец, устав от такого способа передвижения, я решил присесть, после чего моя тюрьма

принялась вышагивать вокруг меня, а я стал похож на пьяного, которому кажется, что дом сам кружится вокруг него. Я закрыл глаза, и от ритмичных шагов у меня заныли барабанные перепонки. Я подумал: «Быть может, эти вояки снизойдут до разговора со мной. Я говорю по-гречески, и благодаря этому мне всегда удавалось разговорить часовых». Но моя попытка ни к чему не привела. У стен, возможно, есть уши, но пользоваться голосом им было запрещено: на посту разговаривать нельзя! Тогда я сделал попытку их подкупить. Я достал из кармана деньги, которые мне вернул Хаджи-Ставрос, а капитан забыл забрать, и раздал их четырем столпам моего узилища. Физиономии грязных и мрачных стен подобрели, и мне показалось, что моя темница осветилась лучами солнца. Но прошло пять минут, и бригадир сменил часовых: два часа уже прошло. Отныне дни казались мне долгими, а ночи бесконечными. Капитан одним ударом лишил меня не только жилища, но и постели, а скала, отныне служившая мне кроватью, ничем не напоминала мягкую перину.

Мелкий дождик, едкий, как кислота, помог мне понять, каким гениальным изобретением является крыша и как полезны услуги кровельщиков. Если же несмотря на немилость неба мне удавалось заснуть, то меня тут же будил бригадир Яни, которому постоянно что-то надо

было от меня. А еще меня непрерывно преследовало одно и то же видение: перед глазами стояла сцена братания Мэри-Энн и ее почтенной матери с новоявленным освободителем. Ах, сударь, только теперь я начал ценить нашего доброго Короля гор! Как я сожалел о том, что обрушивал проклятья на его голову! Как тосковал по его отеческой заботе! С каким нетерпением ждал его возвращения! С какой искренностью поминал его в своих молитвах! «Господи! — страстно взывал я. — Пошли победу рабу твоему

Хаджи-Ставросу! Пусть падут перед ним все солдаты королевства! Помоги ему отобрать всю кассу у этой дьявольской армии! Верни нам бандитов и освободи от жандармов!»

Когда я заканчивал свою молитву, прямо посреди лагеря раздался мощный залп. В дальнейшем такие залпы по многу раз повторялись в дневное и ночное время. Потом оказалось, что это был очередной фокус Периклеса. Чтобы еще больше ввести миссис Саймонс в заблуждение и убедить ее в том, что он продолжает защищать ее от бандитов, капитан приказал время от времени проводить учебные стрельбы.

Эта выдумка едва не вышла ему боком. В понедельник рано утром бандиты возвратились в лагерь, услышали выстрелы и, решив, что на лагерь напали враги, дали ответный залп, но, к сожалению, ни в кого не попали.