Король гор. Человек со сломанным ухом

так, — подумал я, — скоро ваш благостный вид слетит, словно маска, и вы проклянете каждый съеденный на пиру кусок, приправленный моим зельем!» Знаменитая Локу-ста²⁶ была бы мною очень довольна. Если у человека есть основание кого-то ненавидеть, то ему очень приятно наблюдать, как с виду здоровое существо ходит туда-сюда, смеется, поет и при этом носит в своем желудке семена смерти, которые с минуты на минуту должны прорасти и пожрать своего кормильца. Примерно те же чувства испытывает хороший врач при виде умирающего больного, которого он непременно спасет от смерти. Разница лишь в том, что Локуста, в отличие от врача, занималась медициной наоборот и, точно так же, как и я, спасала от жизни.

Неожиданно мои пышущие ненавистью размышления прервал какой-то необычный шум. Послышался собачий лай, и на плато появился человек, за которым бежала свора собак. Оказалось, что это был Димитрий, сын Христо-дула. Несколько брошенных бандитами камней разогнали его эскорт. Еще издалека Димитрий начал кричать:

— Король! Я должен поговорить с Королем!

Когда он подошел поближе, я собрал последние силы и позвал его. Увидев, в каком я состоянии, он поразился и закричал:

— Что вы наделали! Бедная девочка!

— Дорогой Димитрий, — обратился я к нему, — откуда ты взялся? Неужели за меня заплатят выкуп?

— Об этом и речь! Но вам нечего бояться, я принес добрые вести. То есть они добрые только для вас, а для меня, для него, для нее и вообще для всех они крайне недобрые. Мне надо срочно увидеться с Хаджи-Ставросом. Нельзя терять ни минуты. Пока я не вернусь, вам не причинят

никакого зла, иначе она умрет! Не смейте трогать милорда, от этого зависит ваша жизнь. Король порежет вас на куски. Ведите меня к Королю!

Мир так устроен, что люди готовы подчиняться каждому, кто говорит начальственным тоном. Между тем голос этого паренька звучал так властно и говорил он таким непререкаемым тоном, что мои остолбеневшие охранники даже перестали удерживать меня у огня. Я отполз на пару метров, прислонил свое измученное тело к прохладной скале и стал ждать прибытия Хаджи-Ставроса.

Король появился и выглядел не менее взволнованным и возбужденным, чем Димитрий. Он взял меня на руки, словно больное дитя, и мгновенно перенес в ту роковую комнату, где упокоился Василий. Там он с материнской заботой уложил меня на свой ковер, отступил на два шага и бросил на меня взгляд, в котором странным образом смешались ненависть и жалость. Затем он сказал Димитрию:

— Дитя мое, впервые в жизни я оставляю безнаказанным такое преступление. Он убил Василия, но это еще ничего. Он хотел убить меня, и даже это я ему прощаю. Но этот негодяй обокрал меня! Он умыкнул не менее восьмидесяти тысяч франков из приданного Фотини! Я пытался придумать казнь, достойную такого преступления. Можешь не сомневаться, я бы что-нибудь придумал... Несчастный я человек! Ну почему я не укротил свой гнев? Я поступил с ним очень сурово. А теперь страдать придется ей. Если бы она получила двадцать ударов палкой по своим маленьким ножкам, я бы ее больше не увидел. Мужчины от этого не умирают. Но женщины! Пятнадцатилетний ребенок!

Он выгнал из комнаты всех толпившихся вокруг меня бандитов, осторожно размотал окровавленные тряпки, которыми обернули мои ноги, послал ординарца за баль-

замом Луиджи-Бея, а сам уселся на мокрую траву, взял в руки мои ступни и стал рассматривать раны. Невозможно поверить, но глаза его были полны слез!

— Бедное дитя, — сказал он, — вы, должно быть, ужасно страдаете. Простите меня. Я старая скотина, горный волк, настоящий паликар! С двадцати лет мне прививали жестокость. Но вы видите, у меня доброе сердце, ведь я сожалею о содеянном. Я несчастней, чем вы, потому что у вас сухие глаза, а я плачу. Я немедленно отпускаю вас на свободу. Хотя нет, вы не можете так просто уйти. Сначала я вас вылечу. У меня есть чудодейственный бальзам, я буду ухаживать за вами, как за собственным сыном, и вы быстро поправитесь. Необходимо, чтобы уже завтра вы могли ходить. Я не вынесу, если она лишний день проведет в руках вашего друга. Небом вас заклинаю, не рассказывайте никому о нашей сегодняшней ссоре! Вы знаете, я никогда не испытывал к вам ненависти и всегда вам об этом говорил. Вы мне симпатичны, я верю вам. Я посвятил вас в свои самые сокровенные тайны. Вспомните, пока не умер Василий, мы были друзьями. Из-за вспышки гнева вы забыли, как хорошо я к вам относился. Вы ведь

не хотите, чтобы разорвалось мое отцовское сердце. Вы благородный молодой человек, и ваш друг, должно быть, похож на вас.

— Но о ком вы говорите?

— О ком? Об этом проклятом Харрисе! Об этом американском исчадии ада! Об этом гнусном пирате, похитителе детей, убийце юных девушек, об этой гадине, которую я хотел бы поймать и искрошить собственными руками, стереть вас обоих в пыль и развеять эту пыль в горах! Все вы одинаковы, европейцы, раса предателей! Вы не осмеливаетесь нападать на мужчин, вы способны лишь убивать детей. Читай, что он мне написал, а потом скажи, есть ли на свете казнь, достойная такого преступления!