Король гор. Человек со сломанным ухом

остались лишь трое или четверо раненых, неподвижно лежавших на земле, они наконец перевели дух. Джакомо заботило лишь одно: удалось ли ему в этой неразберихе размозжить голову Хаджи-Ставросу. Однако Харрис наконец вспомнил обо мне и крикнул изо всех сил:

— Герман, где вы?

— Здесь, — ответил я, и три разрушителя прибежали на мой голос.

Обессиленный Король гор оперся на мое плечо, прислонился к скале, в упор взглянул на людей, перебивших так много народу, чтобы добраться лично до него, и твердым голосом сказал:

— Хаджи-Ставрос — это я.

Вы уже знаете, что мои друзья долго ждали случая, чтобы воздать старому паликару по заслугам. Для них его смерть стала бы праздником. Они хотели отомстить за смерть девушек из Мистры, за тысячу прочих жертв, за меня и за самих себя. И тем не менее мне не пришлось удерживать их от расправы. Падший злодей показался им настолько величественным, что их гнев сам по себе утих и сменился удивлением. Все трое были молоды, а в молодом возрасте невозможна расправа над поверженным врагом. Я в нескольких словах рассказал им, как Король, полумертвый от моего яда, защищал меня от целой банды. А еще я рассказал о прерванной ими схватке с взбунтовавшимися бандитами, о разрушенной баррикаде и о том, что, ворвавшись к нам в расположение, они перебили наших защитников.

— Тем хуже для них! — сказал Джон Харрис. — У нас, как у Фемиды, на глазах повязка. Если эти бездельники сделали перед смертью доброе дело, то это им зачтется на небесах. Я не буду возражать.

— Вовремя мы пришли к вам на помощь, — сказал Лобстер. — У нас у каждого по два револьвера в руках

— Хаджи-Ставрос — это я

и еще по два револьвера в карманах. Каждый из нас мог бы прикончить больше двадцати бандитов. Кстати, хоть мы многих и перестреляли, но ведь другие могут вернуться. Верно, Джакомо?..

— Лично я, — сказал мальтиец, — готов уложить целую армию здоровенных детин. Сейчас я в ударе! В голове не укладывается, что этими руками я только и делал, что запечатывал письма.

Тем временем противник пришел в себя и возобновил осаду. Несколько бандитов осторожно заглянули поверх баррикады и увидели результаты бойни. Колцида не мог понять, откуда свалились эти демоны смерти, перебившие, не разбирая, столько народу. В итоге он решил, что пули и яд сделали свое дело, что с Королем наконец покончено, и приказал осторожно разобрать баррикаду. Мы в это время стояли, прижавшись к стене, в десяти шагах от лестницы. Мои друзья, услышав шум разбираемых завалов, решили перезарядить оружие. Хаджи-Ставрос не стал им мешать. Он только спросил у Джона Харриса:

— Где Фотини?

— У меня на борту.

— Вы не причинили ей зла?

— А вы решили, что я учусь у вас мучить юных девушек?

— Вы правы. Я мерзкий старик. Простите меня. Пообещайте, что вы ее помилуете.

— А чего вы ждете от меня? Я нашел Германа и верну ее, когда вам будет угодно.

— Какой размер выкупа?

— Старый дурень!

— Сейчас сами увидите, — сказал Король, — какой я старый дурень.

Левой рукой он обнял Димитрия за шею, протянул скрюченную дрожащую руку к рукоятке сабли, с трудом вытянул саблю из ножен и заковылял к лестнице, рядом которой инсургенты Колциды опасливо разбирали завалы. Увидев его, они отпрянули, словно перед ними разверзлась земля, и из преисподней явился дух мести. Было их человек двадцать, но ни один не осмелился защищаться, просить прощения или просто сбежать. При виде ужасного лика воскресшего Короля на них напала дрожь. Хаджи-Ставрос направился прямо к бледному похолодевшему от страха Колциде, который попытался спрятаться. Король с непостижимым усилием отвел руку назад и одним ударом отсек объятую ужасом гнусную голову. Сразу после этого его затрясло. Сабля упала на труп, но он не снизошел до того, чтобы ее поднять.

— Я ухожу, — сказал он. — Мои ножны останутся пустыми. Клинок уже ни на что не годится. Как и я сам.

Бывшие соратники Короля стали по очереди подходить к нему и просить прощения. Кое-кто умолял не

покидать их. Они не знали, как жить без него. Хаджи-Ставрос не удостоил их ответом и попросил нас отвести его в Кастию, чтобы взять там лошадей, а потом помочь добраться до Саламина и забрать Фотини.

Бандиты без возражений дали нам уйти. Вскоре мои друзья заметили, что я едва передвигаю ноги. Джакомо поддержал меня, а Харрис спросил, не ранен ли я. Король бросил на меня умоляющий взгляд. Бедный старик! Я сказал друзьям, что повредил ноги, когда безуспешно пытался сбежать. Мы медленно спускались по горной тропе, прошли по ней не меньше четверти лье и все это время слышали крики раненых и голоса оставшихся бандитов. На подходе к деревне стало проясняться небо, и подсохли дороги. Первый луч солнца показался мне невероятно красивым. Но Хаджи-Ставрос не обращал внимания на окружающий мир. Он полностью ушел в себя. Было видно, что ему непросто дается расставание с пятидесятилетней привычкой.