Король и Шут. Бесконечная история

Князь: Моя концепция появления в составе музыкального коллектива, учитывая, что я с детства хотел стать художником, заключается в том, что меня впечатлил Горшок как личность, как друг и как человек. Мне понравилось с ним дурака валять, дурачиться, я понял, что мы с ним на одной волне. У меня всегда была в голове идея поразить мир своим творчеством, а Горшок был человеком, который сильно привлекал к себе внимание. Это сложно объяснить, что я тогда почувствовал, но как будто что-то большее крылось за нашим с ним общением. Он здорово отличался от всех других людей, с которыми я до этого общался. Он так же, как и я, высоко ценил творческие идеи, которые другие люди не воспринимали. На этом мы и сошлись. Мы еще тогда не знали, насколько глубоко с ним по жизни свяжемся. А вообще, если верить всяким штукам по поводу переселения душ, реинкарнациям и так далее, то, скорее всего, даже было такое ощущение, что я этого человека уже знал, когда мы с ним повстречались. И я подумал, что в общем-то Горшок не особо умеет писать стихи, другими словами, вообще не умеет, Шура Балунов, который писал стихи, больше затрагивал социальные темы, с которыми, в принципе, после Константина Кинчева было сложно на что-то претендовать, я подумал, что моя помощь здесь очень понадобится, и через какое-то короткое время увлекся нашей идеей играть в группе, которая в тот период называлась «Контора», а потом стала называться «Король и Шут», и подумал, что я буду Горшку помогать. Ну и моя ниша определилась, что называется, за меня. Я стал тем, кто пишет в группе тексты, потом начал петь, потом я пробовал гитару, потом бас-гитару, потом гитару отдал, бас-гитару отдал, в итоге остановился на том, что буду бэк-вокалом.

Потом, когда прогремела история с «Акустическим альбомом», я перешел в статус второго вокалиста. Ну, и после «Акустического альбома», который был полностью написан мной, кроме двух соавторских песен, я перешел в статус второго композитора в «Короле и Шуте», так стихийно получилось.

Так вот, с самого начала своей работы в «Короле и Шуте» я планировал, что мы с Михой свернем горы, и я буду с ним идти, что называется, до победного конца. Но я понимал, что в какой-то степени, насколько мы с ним близки, насколько родственные души, настолько в нас и разная стихия была. Грубо говоря, в нем огонь, во мне воздух. Хотя по гороскопу, если я не ошибаюсь, так и есть, во мне воздух, а в нем огонь. И если стихии однажды разойдутся, грубо говоря, мне надо с чем-то уходить. Я не знаю, почему у меня это было в голове. Может быть, я чувствовал, что не всегда нам быть в одной упряжке, может быть, потому, что базой моего творческого союза с ним был факт моих первых побуждений – помощь Михе в создании творческого мира. Поэтому сразу открою тайну, многое из того, что я написал в «Короле и Шуте», я писал и для группы, и для себя. Это очень важный факт, он отвечает тем людям, которые считают, что все, что Князь в «Короле и Шуте» написал, должно остаться в «Короле и Шуте». Я это не забрал, я всю жизнь это делал для себя, вот это важный момент. У меня есть еще одна особенность: несмотря на то, что всю жизнь работаю в коллективах, я всегда сам по себе. Я не могу и не хочу становиться частью чего-то – я могу жить только параллельно той реальности, в которой живут другие.

Читатель: А кем ты был для себя в группе?

Князь: Я был вторым лидером, но Горшок был первым. В чем разница? В том, что Миха рвался в этом материальном мире к определенным идеям, и ему важно было переубеждать людей, он был бунтарем. Но не бунтарем-революционером, а бунтарем-шутом. Он порождал панковский хаос, и в дальнейшем это привело к его анархическим идеям. Но в работе над музыкой он сам был крайне дисциплинирован и требователен к другим. Я сидел в своем творческом вакууме и впускал в него только Горшка. Я держал в голове всю концепцию нашего творческого формирования и искал идеи, которые могут произвести впечатление на Горшка и на публику. Горшок для меня был первым и главным ценителем моего творчества, а также проводником этого творчества в массы. Но для того, чтобы он стал проводником, новая идея должна была не просто понравиться ему, но стать частью его. Тогда он был готов кричать об этом на каждом углу и создавать событие и замануху. Всех наших фанатов я воспринимал всегда как своих родных детей, ну, или братьев, сестер, потому что я о них думал постоянно. То есть, грубо говоря, наши поклонники мне были как родные мои люди, это очень важный момент для объяснения всех сторон моей деятельности. То есть мы не были с нашими фанатами врозь. Мы очень часто пьянствовали с ними, общались, причем в этих мероприятиях в основном принимали участие Горшок, Балу, изредка кто-то еще, но в общем и целом остальные музыканты такую близкую связь с нашей публикой не имели.

Читатель: У меня одно уточнение. Ты раньше говорил, что не хотел быть лидером, а сейчас сказал, что ты был лидером.