Король-колдун

Когда ее магия только проявилась, Джейрен показал принцессе внутренние тропы магической силы — лабиринты пещер, скрывающих альковы, где хранились все заклинания. Он объяснил ей, как находить заклинания: словно ощупью впотьмах пытаться нашарить кремень, чтобы зажечь лампу. Каждое заклинание было помечено руной, отпечатавшейся в мозгу. Руны беззвучно указывали на отдаленные тайники мозга и словно рассказывали о природе искомого заклинания. Когда Атайя открывалась рунам ведьминого огня, они показывались ей в виде слабого света свечи, когда касалась заклинания перемещения, то ощущала полет и безопасность.

Подобным образом и корбал наполнял принцессу мыслями о боли и необходимости бежать от ее источника.

Атайя медленно вздохнула. Если, в сущности, корбал всего лишь использует заклинание обмана, то откуда берется его магия?

Принцесса вновь подумала о тропах магической силы и о том, где начинаются все эти извилистые проходы, — о внутреннем источнике, из которого проистекает ее магия.

Неужели она права?

Заинтригованная и ничуть не взволнованная Атайя позволила своим чувствам углубиться, стремясь отыскать сокровища, спрятанные в пещерах, и совсем не страшась встречи с чудовищами, стерегущими их. Но как только сила достигла центра камня, принцесса внезапно ощутила ответное сопротивление — боль, по-прежнему слабая, принялась грызть ее чуть более усердно. Голос корбала стал громче, принуждая Атайю остановиться.

Позволив чувствам слегка отступить, Атайя в безмолвном ужасе уставилась на маленький камень. Принцесса видела отражение собственного лица в сверкающих гранях врага и осознавала, что они с корбалом не так уж и различны по своей природе. Как точка пересечения троп в ее мозгу была источником магии, так и сердцевина кристалла заключала в себе его суть.

Атайя задумчиво прикусила губу. Корбал не был живым — в нем не было ничего от живого существа, но он определенно обладал силой. И разве так уж нелепо предположить, что сила эта происходит из какого-то источника?

И не проще ли остановить боль, заблокировав ее в самом центре?

Хватка кристалла была довольно слабой — она не могла разрушить концентрацию Атайи перед задачей, которую предстояло решить. Глубоко вздохнув, принцесса сфокусировала взгляд и мысли в центре кристалла.

— Я ничего не чувствую, — произнесла она, сверля корбал взглядом. Голос принцессы не дрожал — он был тверд, словно Атайя обращалась к любимому, но непослушному ребенку. — Ты не можешь ничем навредить мне. Я знаю твой секрет, и тебе не одолеть меня…

Атайя снова и снова повторяла это словно заклинание, пока слова сами не стали бессознательно всплывать из глубин памяти. Чтобы усилить действие слов, она представила их в своем мозгу в виде картины, сосредоточившись на очертании каждой буквы и звучании каждого слога. Вскоре принцесса уже не чувствовала теплых солнечных лучей на своих волосах и щекотки муравьев, перебирающихся через ее лодыжку. Все, что в данный момент существовало для Атайи, были слова, которые она вгоняла в сердце кристалла словно клинок.

Я ничего не чувствую. Ты не можешь ничем навредить мне. Я знаю твой секрет, и тебе не одолеть меня.

Наконец сила кристалла истаяла, и голос умолк. Головокружительное ощущение триумфа захлестнуло Атайю, но она продолжила, несмотря на сильное желание закричать от радости. Она не должна позволить победе отвлечь ее. Подобное расслабление, может, и не столь опасно, когда имеешь дело с таким крошечным кристаллом, но в дальнейшем ей предстоит сразиться с гораздо более крупными камнями.

Я ничего не чувствую…

Боль, вызываемая корбалом, ушла, подавленная лишь силой воли.

Сейчас принцессе предстояло решить вторую часть задачи — ослабить концентрацию и вновь ощутить себя частью окружающего мира. Она должна разделить свое внимание — продолжать противоборство с корбалом и постепенно вернуться в мир, обретая контроль над мыслями, словами и действиями. И вновь сходство этой задачи с первыми магическими уроками поразило принцессу. Разделение внимания очень похоже на двойное зрение, в котором Атайя практиковалась, когда училась накладывать заклинания. До тех пор пока это не стало инстинктом, внутреннее зрение, с помощью которого она видела свои магические тропы, накладывалось на картинку мира, которую принцесса видела глазами. Видения рассеивались лишь тогда, когда Атайя произносила заклинание.

Рефлексы были замедленными, но принцесса могла контролировать их — казалось, слезы, выступившие на ее глазах от напряженного вглядывания в корбал, текли вверх. Атайя различала детали окружающего мира так же четко, как и прежде, но ручей, казалось, журчал более вяло, как если бы воду в нем смешали с медом, а ветер замедленно шевелил верхушки сосен, словно бесконечно длящийся вздох.