«О бог мой! – подумал Грей. – Да-да. Сейчас все встает на свои места».
Питер Марлоу затянулся:
– Кинг понял, что если вы не получите настоящей информации, то наверняка захотите обзавестись осведомителем. Поэтому он вам его и подсунул.
Грей вдруг почувствовал, что очень устал. Смертельно устал. Многого он не понимал. Слишком все сложно, многое необъяснимо. Он отогнал мысли, поднял голову и увидел Питера Марлоу, его ядовитую насмешку. Все затаенное горе выплеснулось наружу. Он с грохотом прошел по хижине, перевернул рывком кровать Кинга, разбросал его пожитки, потом набросился на Питера Марлоу:
– Очень умно! Но я видел, как Кинга поставили на место, и я увижу, как это случится с вами. И с вашим вонючим привилегированным классом!
– О!
– Можете поставить против этого свою проклятую жизнь! Я когда-нибудь расправлюсь с вами, даже если мне придется потратить на это остаток жизни. Я разберусь с вами в конце концов. Вашей удаче придет конец.
– Удача здесь совершенно ни при чем.
Грей тряс пальцем у лица Питера Марлоу:
– Вы родились везунчиком. Вы удачно отсидели в Чанги, вы даже спасли свою драгоценную маленькую душонку, если таковая у вас когда-нибудь была!
– О чем вы? – Питер Марлоу оттолкнул палец.
– Разложение. Моральное разложение. Вы спаслись как раз вовремя. Еще несколько месяцев якшания со злом, воплощением которого был Кинг, – и вы бы переродились навечно. Вы начали превращаться в величайшего лгуна и обманщика – каким был и он.
– Он не был воплощением зла и никого не обманывал. Все, что он делал, – это приспосабливался к обстоятельствам.
– Во что превратился бы мир, если бы каждый прикрывался этим? Существует такая вещь, как мораль.
Питер Марлоу бросил сигарету на пол и втоптал ее в пыль.
– Не говорите, что вы скорее бы умерли ради ваших чертовых добродетелей, чем пошли бы на небольшой компромисс. Ради спасения своей жизни.
– Небольшой? – резко рассмеялся Грей. – Вы распродали все. Честь, честность, гордость – и все за подачку от худшего из ублюдков в этой вонючей дыре!
– Если уж вы заговорили о чести, то у Кинга было очень высокое понятие о чести. Но вы правы в одном. Он действительно изменил меня. Он показал мне, что человек может оставаться человеком независимо от происхождения и обстоятельств. И я это понял. Поэтому я не прав, насмехаясь над вами за отсутствие того, чем вы просто не обладали от рождения. Приношу вам свои извинения. Но я презираю вас как человека.
– В конце концов, я не продавал свою душу! – Форма Грея пропиталась потом, он злобно глядел на Питера Марлоу. Но в душе он задыхался от ненависти к самому себе.
«А со Смедли-Тейлором? – спрашивал он сам себя. – Верно, я тоже продался. Я сделал это. Но по крайней мере, я знаю, в чем был не прав. Я знаю. И знаю, почему это сделал. Я стыдился своего происхождения и хотел принадлежать к благородному классу. К вашему проклятому классу, Марлоу. К армии. Но сейчас мне на это наплевать».
– Вы, мерзавцы, получили мир даром, – вслух сказал он, – но ненадолго, клянусь Богом, не навсегда! Мы собираемся сквитаться с вами, мы, люди, подобные мне. Мы не для того дрались на войне, чтобы в нас плюнули. Мы собираемся свести счеты!
– Удачи вам в этом!
Грей пытался справиться с дыханием. Он с усилием разжал кулаки и стер пот со лба.
– Но с вами даже не стоит драться. Вы мертвы!
– Все дело в том, что мы оба живы-живехоньки.
Грей повернулся и пошел к двери. Стоя на верхней ступеньке, он оглянулся.
– Я должен благодарить вас и Кинга за одну вещь, – злобно сказал он. – Ненависть к вам обоим спасла мне жизнь.
Потом он широким шагом ушел, ни разу не оглянувшись.
Питер Марлоу бросил взгляд на лагерь, затем на хижину и на разбросанные вещи Кинга. Он поднял тарелку, на которой жарили яйца, и заметил, что она уже покрыта пылью. Думая о своем, он рассеянно поднял стол и поставил на него тарелку. Он размышлял о Грее, Кинге, Сэмсоне, Шоне, Максе и Тексе. Думал, где жена Мака, и о том, не была ли Нья просто видением, о генерале и о чужаках в лагере, и о доме, и о самом Чанги.
«Я не могу понять, не могу понять, – беспомощно повторял он. – Неужели приспосабливаться к обстоятельствам плохо? Что дурного в том, что ты стараешься выжить? Что бы я сделал, будь я Греем? Что бы сделал Грей на моем месте? Что есть добро, а что зло?»
И Питер Марлоу, терзаемый мучительными мыслями, знал, что единственный человек, который, вероятно, мог бы объяснить ему это, погиб в ледяном море в походе на Мурманск.
Глаза его скользили по предметам из прошлого – столу, на котором покоилась его рука, кровати, на которой он выздоравливал после болезни, скамейке, которую они делили с Кингом, стульям, на которых они хохотали, – почти развалившимся и заплесневелым.
В углу валялась пачка японских долларов. Он подобрал их и стал разглядывать. Потом начал бросать один за другим. Когда бумажки улеглись, их снова облепили тучи мух.
Питер Марлоу встал на пороге.
– Прощайте, – сказал он всему, что принадлежало его другу. – Прощайте и спасибо.