Король крыс

– Ничего странного, – объяснил Браф. – Я специализировался по искусству при конгрессе США, в основном по журналистике и драматургии. Когда все это закончится, я собираюсь стать писателем.

Мак наклонился и вгляделся в кастрюлю.

– Завидую вам, приятель. Писатель – почти самая важная профессия в мире. Если писатель хороший.

– Ерунда, Мак, – сказал Питер Марлоу. – Существует миллион более важных занятий.

– Ваши слова говорят о том, как мало вы знаете.

– Бизнес гораздо важнее, – вставил Кинг. – Без бизнеса жизнь остановилась бы, а без денег и стабильной экономики никто не стал бы покупать книги.

– К черту бизнес и экономику! – заявил Браф. – Это обычные материальные вещи. Все обстоит так, как говорит Мак.

– Мак, – обратился к приятелю Питер Марлоу, – почему вы считаете профессию писателя такой важной?

– Ну, паренек, во-первых, это то, чем я всегда хотел заняться и не мог. Много раз пробовал, но ничего не мог дописать до конца. Это самая трудная задача – дописать до конца. Но самое главное состоит в том, что писатели – это единственные люди, которые могут что-то изменить на этой планете. Бизнесмен ничего не может…

– Это чепуха! – воскликнул Кинг. – А как же Рокфеллер? И Морган? И Форд, и Дюпон? И другие? Благодаря их филантропии финансируется черт знает сколько научных исследований, и библиотеки, и больницы, и искусство. Да без их денег…

– Но они сделали свои деньги за счет кого-то другого, – сухо сказал Браф. – Они могли бы легко отдать часть своих миллиардов людям, которые заработали капиталы для них. Эти кровопийцы…

– Я полагаю, вы демократ? – возбужденно спросил Кинг.

– Можете не сомневаться, это так. Посмотрите на Рузвельта. Посмотрите, что он делает для страны. Он вытащил страну, мы ему всем обязаны, а эти чертовы республиканцы…

– Чепуха! И вы понимаете это. Это не имеет никакого отношения к республиканцам. Экономический цикл развития…

– Все эти экономические циклы – бессмысленное вранье. Республиканцы…

– Эй, вы, парни, – робко сказал Ларкин, – никаких разговоров о политике, пока мы не поедим. Что вы на это скажете?

– Ну ладно, – угрюмо согласился Браф, – но этот малый чересчур благодушен.

– Мак, почему это так важно? Я все же не понимаю.

– Писатель может на листе бумаги изложить мысль… или точку зрения. Если писатель хороший, он может оказать влияние на людей, даже если книга написана на туалетной бумаге. И он единственный в нашей современной экономике, кто способен сделать это – изменить мир. Бизнесмен не может ничего без больших денег. Политик бессилен без положения или власти. Плантатор наверняка не может. И бухгалтер не может, верно, Ларкин?

– Конечно.

– Но вы говорите о пропаганде, – сказал Браф. – Я не хочу писать пропагандистские книги.

– Дон, вы когда-нибудь писали для кино? – спросил Кинг.

– Я никогда ничего никому не продал. Какой же я писатель, если ничего пока не продал. Но кино – это чертовски важно. Вы знаете, Ленин говорил, что кино – наиболее важное из пропагандистских средств, когда-либо изобретенных. – Он заметил, что Кинг готов броситься в атаку. – А я не коммунист, сукин вы сын, я просто демократ. – Он повернулся к Маку. – Господи, вот так всегда: если вы читали Ленина, Сталина или Троцкого, вас называют коммунистом.

– Ну, вам следует признать, Дон, – сказал Кинг, – что среди демократов полно розовых.

– С каких это пор доброе отношение к русским означает, что парень является коммунистом? Они наши союзники, вы же это знаете!

– Мне жаль, что так сложилось, с исторической точки зрения, – заметил Мак.

– Почему?

– Потом у нас будет масса проблем. Особенно на Востоке. Эти ребята даже перед войной доставляли кучу неприятностей.

– Телевидение скоро завоюет весь мир, – вставил Питер Марлоу, наблюдая, как над поверхностью похлебки колышется тонкая струйка пара. – Вы знаете, я смотрел демонстрацию телевидения из дворца Александры[19] в Лондоне. Бэйярд раз в неделю делает программу.

– Я слышал о телевидении, – сказал Браф. – Никогда не видел.

– Я тоже не видел, – кивнул Кинг, – но на нем можно заработать чертову кучу денег.

– Только не в Штатах, это уж наверняка, – проворчал Браф. – Подумайте о расстояниях! Черт, оно, может быть, сгодится для маленьких стран, таких как Англия, но не для настоящей страны, как Штаты.

– На что вы намекаете? – холодно спросил Питер Марлоу.

– Я имею в виду, что, если бы не мы, война продолжалась бы бесконечно. Ведь наши деньги, наше оружие и наша мощь…

– Послушайте, старина, мы сами хорошо справлялись, давая вам, кретинам, время оторвать задницу от стула. Это ваша война в той же степени, как и наша. – Питер Марлоу свирепо посмотрел на Брафа, который ответил таким же свирепым взглядом.

– Чушь! Почему, черт побери, ваши европейцы не могут убивать друг друга так, как они это делали столетиями, и оставить нас в покое? Я не понимаю. Нам приходилось выручать вас из беды и раньше…

И, забыв о времени, они спорили и ругались, и никто никого не слушал, и у каждого было свое твердое мнение, и каждое мнение было правильным.