Король медвежатников

— Не обращайте внимания, иногда на меня находит, излишняя подозрительность. Хотелось познакомиться с вами поближе. Я много слышал о вас… хорошего. Вы уж извините, что все получилось так, иначе нельзя. Слишком много вокруг посторонних глаз, а нам, как я понимаю, предстоит беседа тет-а-тет? — Небрежно бросив на стол пакет, он усмехнулся: — Знаете, это полотно действительно относится к двенадцатому веку. Очень характерный рисунок холста. Сейчас холст так не делают. Появились другие технологии, но вряд ли от этого картины стали лучше. Еще неизвестно, что будет с современными полотнами эдак лет через двести. А эти уже пережили многие столетия! Я бы хотел приобрести эту картину.

— Я согласен ее продать. Только ответьте мне на один вопрос…

— Хоть на два, милейший!

Граф уже расположился на диване, закинув ногу на ногу. Чувствовал он себя вполне свободно, — впрочем, почему бы и нет, если вся рухлядь, включая тараканов, принадлежала ему.

— Почему вы убили Барановского?

Глаза графа удивленно округлились:

— И вас это интересует? Право, смешно! Такой серьезный человек и туда же. Я-то думал, что мы поговорим с вами о деле, как здравомыслящие люди. А вы меня спрашиваете о каком-то пустяке. Да вы присаживайтесь наконец! Я здесь совершенно один.

У порога скрипнула половица. Савелий мгновенно посмотрел на дверь. Никого. Может, все-таки показалось?

— Да не пугайтесь вы так, здесь никого нет, — с милой улыбкой сказал граф. — Этот дом наполнен привидениями. Все же этим стенам не одна сотня лет. Я этим поскрипываниям уже не удивляюсь, — махнул он рукой. — Особенно неспокойно вон в том углу, — показал граф в сторону окна. — Поговаривают, что в позапрошлом веке эта комната принадлежала содержанке одного маркиза. Но однажды он застал ее с любовником. Вот и порешил обоих из мушкета. С тех пор и ходят их неприкаянные души по комнатам да коридорам, подсматривают за нами, смертными. Но я думаю, что их не нужно очень уж бояться. Особенного вреда они не приносят. Ну, разве что могут иной раз напугать кого-нибудь, но мы-то с вами люди закаленные, нас этим не проймешь. Не так ли, господин Родионов?

Савелий сел на стул и, сняв шляпу, положил ее на стол.

— Вы не ответили на мой вопрос, уважаемый граф.

Д\'Артуа, словно не замечая неудовольствия Родионова, продолжал:

— Об этом доме я бы мог рассказать вам массу занимательных историй! Вы не представляете, что здесь вытворяли якобинцы! Если я вам расскажу, так у вас от страха повылезают глаза из орбит!

Савелий криво улыбнулся:

— Оставьте, граф…

— Хм… У меня создается впечатление, что вы принимаете меня за какую-то злодейскую личность. А это совсем не так. Вы знаете, чем я занимаюсь?

— Догадываюсь, — кивнул Савелий.

— Так вот, господин Родионов, я не злой человек, но, когда мне наступают на пятки, я испытываю некоторые неудобства, знаете ли. Во-первых, болезненно, а во-вторых, портится обувь. Что же касается господина Барановского, то к его смерти я не имею ни малейшего отношения.

— Вот как? — искренне удивился Савелий. — У меня другое мнение. — Он сунул руку в карман и вытащил небольшой конверт. — Не хотите взглянуть?

— А что это такое? — подозрительно спросил граф, покосившись на конверт.

— Здесь небольшие выдержки из вашего личного дела. Каким-то образом Барановский узнал, что вы не тот человек, за кого себя выдаете. Он завещал нотариусу после своей смерти переправить эти бумаги мне.

— Вот как, любопытно! И кто же я, по вашему мнению?

— Никакой вы не граф! И большую часть жизнь провели в России. Вы знаете русский язык не хуже меня. Так что давайте перейдем на русский и не будем ломать комедию!

— Это становится интересно, — сказал граф на чистом русском языке. — И что же вам еще обо мне известно?

— Поверьте, что многое. Одно время вы были увлечены революционными идеями. В итоге вы убили жандарма, и вас сослали на сахалинскую каторгу. На суде вы заявили, что не считаете свой поступок убийством, и утверждали, что это акт политического террора.

— У вас богатое воображение, мой друг. Я действительно знаю русский язык и некоторое время проживал в России, но это совершенно не значит, что я принадлежу к террористам!

— Что это у вас на манжетах? — неожиданно спросил Савелий, и граф невольно приподнял руки. На запястьях виднелось несколько глубоких шрамов.

— О чем это вы?

Савелий улыбнулся:

— Вот об этих глубоких шрамах, что виднеются у вас на руках. Я даже могу сказать, откуда они у вас.

— Сделайте одолжение.

— Дело в том, что, как только вы угодили на Сахалин, вас определили, как наиболее опасного преступника, в кандальную тюрьму. Продолжать?

— Извольте. Вы рассказываете обо мне такие любопытные вещи, что я, право, заслушался.

— Это тюрьма с наиболее строгим режимом. Арестанта в такой тюрьме приковывают к тяжелой тачке, которую он весь срок обязан возить с собой. Может быть, расскажете, чем таким особенным вы не угодили тюремному начальству?

— А вы угадайте! — неприязненно улыбнулся граф.