Но вот стены по-настоящему заинтересовали Савелия — сплошь увешаны картинами в золоченых тяжелых рамах. Большие полотна висели рядом с крохотными холстами, и, что занимательно, совершенно бессистемно! Полотна, изображавшие святых, находились в окружении натюрмортов и жанровых сцен, и ангелы ликовали по соседству с веселым разгульем. Без всякого сомнения, это было собрание шедевров!
На какое-то время Савелий потерял чувство реальности, напрочь позабыв о «графе». Он очнулся только тогда, когда сдвинулись тяжелые металлические двери и дважды зловеще щелкнул замок, оставив его наедине с картинами.
Савелий оказался в ловушке.
Это надо же, так бездарно попасться! Право, растерялся, как гимназист, впервые перешагнувший порог публичного дома.
— Вам там не одиноко? — глухо донесся из-за двери сочувствующий голос «графа». — Знаете, мне очень жаль, что так произошло, но, видно, ничего не сделаешь. Такова ваша планида, как говаривали древние. Вы бы пока наслаждались картинами, потому что это единственное, что у вас осталось. Дней через десять произойдет обезвоживание организма и вы умрете. Мне придется разрубить вас на несколько кусков и вывезти за город. А знаете, что станет потом с вашими останками? — Всеволодов не пугал, его голос был исполнен скорби: — Их растащат бродячие собаки, благо, что под Парижем их бегают целые полчища. Впрочем, нет! Я поступлю совершенно по-другому, к чему все эти хлопоты с расчленением? Мерзко, знаете ли… Моей аристократической душе это претит. Здесь совсем неподалеку имеется один захолустный безлюдный мосточек, вот с него я и сброшу вас в Сену! А чтобы труп не всплыл, я вспорю вам живот. Надеюсь, вы не будете в обиде? — поинтересовался «граф» и, не услышав возражений Савелия, бодро воскликнул: — Вот и прекрасно, я знал, что мы с вами поладим!
— Значит, это вы занимались подделкой и сбытом картин?
Из-за двери раздался глуховатый смешок:
— Ну, разумеется, мой друг! Это весьма прибыльный бизнес. И почему мне отказываться от него? К тому же мне надо вести подобающий образ жизни — всевозможные приемы, салоны, а это подразумевает обширные расходы, так что мне никак не обойтись без э-э-э… бизнеса.
— Значит, вы убирали всех, кто становился на вашем пути, и Барановского в том числе?
— Он заслужил это — мерзавец, вор, лжец. И это, так сказать, еще не полный перечень его «добродетелей». А к тому же я не выношу конкуренции.
— Зачем же нужно было убивать художников, которые писали для вас картины? — удивился Савелий.
— Иные из них становились очень любопытными и пытались узнать то, о чем знать им не следовало. Вот за это они и поплатились. Кстати, все эти картины, висящие вокруг вас, всего лишь искусная подделка. Я бы не советовал вам рвать их. Если это случится, то вам придется умирать в хаосе, а я знаю, что вы не лишены чувства прекрасного. Если вы ответите мне, где держите «Мадонну», тогда я обещаю вам, что умрете не от жажды, а от голода. В этом случае вы проживете дополнительно еще три недели.
— Какая еще «Мадонна»? — выкрикнул Савелий.
— Та самая, лоскуток от холста которой вы мне прислали.
— Вам ее не видать!
— Вижу, что нам с вами не договориться. Жаль! Кстати, вы случайно не видите там привидений? Дело в том, что в этой мастерской сгинул уже не один художник. Вы следующий, хотя вы и не художник! Впрочем, у вас есть возможность проявить свои таланты. Я слышал о том, что вы медвежатник, попробуйте отомкнуть эту дверь. Желаю вам успеха! — «Граф» умолк. Очевидно, он ушел.
Савелий тяжело опустился на единственный стул, стоящий в центре комнаты, будто он был поставлен здесь для того, чтобы узник имел возможность рассмотреть все картины. Полотна принадлежали разным художникам, это точно — уж слишком разномастными выглядели эти «творения», несмотря на свою добротность. Холсты, висящие почти под самым потолком, были выполнены в спокойной манере, в явном подражании Рафаэлю. А вот картина, расположенная ниже, выглядела почти вызывающе: цвета кричащие, очень контрастные, причем настолько яркие, будто художник задался целью ослепить зрителя. Эта картина выделялась, точно ярко-оранжевое пятно на сером фоне. На полотне была изображена ваза с крупными наливными яблоками. Немного сбоку висела точно такая же картина с заметными помарками. Видно, неизвестный художник набросал немало эскизов, прежде чем достиг желаемого результата.
Савелий наморщил лоб: где же он видел эту картину? Вспомнил, в Лувре! Она была приобретена полтора месяца назад, и ее сразу причислили к знаменитой художественной школе Фонтенбло. Теперь понятно, что все эти «школы» создавались на площади Пирамид вот в этой самой комнате. Интересно, сколько еще сюрпризов таит в себе эта маленькая комната?