Король на краю света

Как часто случалось, когда зима переходила в весну, Мэтью Тэтчер снова рассказал себе историю о том, как он оказался на этой земле. История то и дело менялась. Иногда она казалась правдивой, иногда даже мерещилось, что случившееся с ним было следствием выбора, и этот выбор привел его сюда — значит, так надо, и с этим можно было просто жить дальше. Однако бывали случаи, когда он едва мог вспомнить лица Джафера бин Ибрагима или королевы Елизаветы, посла, доктора Ди и священника, который омыл его и привел к христианской вере, или шум толпы в тот день, приветствовавшей грядущее завоевание католицизма армией обращенных мусульман, таких как новый христианин, Тэтчер. А потом грозили появиться Сарука и Исмаил, и Тэтчер открывал глаза, находил что-нибудь, чтобы отвлечься.

Достаточно. Работа. Мистер Леверет сказал, что это возможно. Сперва надо сделать шаг. Мистер Леверет пообещал — если слово такого человека может что-то значить.

Он стоял в поле, все кролики держались на расстоянии, тучи сгущались. Он огляделся по сторонам: не наблюдает ли кто-нибудь?

— Католик, — продекламировал он достаточно громко, чтобы еще лучше запечатлеть в памяти раздражающие детали и сравнить услышанные слова с теми, которые произнес Леверет. — Католик преклоняет колени, чтобы получить свой волшебный хлеб, крестится, закрывает глаза и верит, что хлеб преображается в кусочек плоти пророка Иссы. Однако настоящий англичанин…

Тэтчер остановился. Конечно, Леверет не называл Иисуса Христа «пророком Иссой». Нет. Надо начать заново. Он закрыл глаза, постоял, покачиваясь в темнеющем от туч поле, и еще раз собрал воедино объяснения Леверета, все звуки и слова, которые тот изрек прошлой осенью, стуком по столу отделяя факты друг от друга. Вспомнил голос Леверета, который был выше, чем можно было предположить по мощному телу и широкой грудной клетке, и тише, но каким-то образом от этого угроза не ослабевала, а усиливалась. «Пророк Исса», — снова произнес он в памяти Тэтчера. Доктор слышал этот голос, высокий и грозный: «Пророк Исса!» — но знал, что такого не могло быть, ни за что на свете не могло быть.

— Правильный, благородный и благочестивый английский реформат не будет осенять себя крестным знамением, никогда не прикоснется к изображению Господа и не склонится ни перед каким символом или изображением, кроме креста. Католик, грязный и суеверный, поверит в любую реликвию, хранящуюся в церковном склепе — обрезки ногтей святого, кусочек Истинного Креста, блюдо или сундук, к которому прикасался святой или апостол, или даже пророк Исса…

Голос Леверета каким-то образом переплелся с голосом старика в Константинополе, обсуждавшего Коран со своим старым другом, когда Эззедин проходил мимо них, кивая в знак приветствия. Тот старик обсуждал пророка Иссу, когда Эззедин проходил мимо, почти пятнадцать лет назад. В событии не было ничего запоминающегося, но вот оно, на этой шотландской равнине, требовало внимания Тэтчера, маскируясь под указание его тайного хозяина. Звуки константинопольской улицы. Здесь и сейчас.

Он опустился на колени, осенил себя крестным знамением, охватывающим лицо и грудь. Склонил голову, «как часто делают католики, но не повсеместно и не исключительно», затем поднял голову к небу, «как должны делать благословенные английские христиане, смиренно прося о подтверждении спасения своих душ». Он поднес пальцы к губам, и запах коричневых листьев с зазубренным краем, любимых кроликами, ударил в нос, напомнив о чем-то: еда? Соус? Приправа к курице, которую он не ел уже дюжину лет, на расстоянии целого континента от того места, где сейчас стоял в одиночестве?

Он поцеловал кончики пальцев, стараясь сохранить аромат живым, как некоторые католики подносят к губам четки, крест или нарисованное изображение вопреки всей святости Лондона (или Константинополя), в нарушение святых заповедей.

Если бы король Шотландии сделал это, а затем стал королем Англии, началась бы война, и Англия бы вспыхнула: мужчины, женщины и дети перед неизбежным попаданием в ад сначала оказались бы в тисках войны на земле, и все государство забилось бы в припадке, словно барон во время одного из своих приступов.

Но если бы Яков не делал ничего подобного, не целовал никаких символов, насмехался над реликвиями, не ел воспеваемых облаток, это бы означало, что его душа чиста по английским стандартам, и последовал бы мир, в этой жизни и в раю после нее.

Или же все тайные знания бесполезны. Возможно, грязная и изодранная душа Якова так хорошо запрятана, что ее невозможно разглядеть сквозь завесу осторожности и обмана. Леверет сказал: «Вы не освобождены от обязанности быть бдительным и отчитываться передо мной, потому что не нашли никаких доказательств католических чувств. Отсутствия доказательств недостаточно, чтобы успокоить нас. Скорее, мы будем ждать вашего уверенного заявления о том, что король Шотландии не питает папистских чувств и искренен».