Для немцев это стало такой неожиданностью, что даже теперь, через шесть часов после высадки, когда я пишу это сообщение, американские части стоят, буквально открыв рты и качая головами от крайнего удивления.
Мы двинулись вперед, каждый момент ожидая огня со стороны противника, но шли себе и шли. В моем секторе ничего не происходило. Слышались только редкие, разрозненные выстрелы, по большей части с севера, где были наши войска.
На этом первом этапе есть все признаки того, что 5-я армия генерала Кларка выполнила блестящий маневр, отбросив противника с фланга и открыв путь на Рим.
Началось все очень многообещающе, но Лукас не стал уповать на неожиданность и решил закрепиться на позициях, а потом уже наступать. Видимо, он осторожничал, не только полагая, что у него недостаточно сил, но и твердо помня, что Кларк много раз говорил ему: «Не лезьте на рожон». Как бы то ни было, он явно просчитался. Кессельринг быстро сформировал кольцо обороны вокруг берегового плацдарма, и союзники оказались в западне. За несколько дней немцы подтянули почти все свои резервы для поддержки контратаки. Таким образом, частям Лукаса противостояли уже не двадцать, а целых сто двадцать тысяч немцев, и семьдесят тысяч из них были хорошо обстрелянными солдатами.
Операция союзников быстро превратилась в некое подобие «окопной войны», хорошо знакомой тем отцам ее участников, которые служили на Западном фронте Первой мировой. Днем на линии фронта стояла тишина, разве что в ответ на неожиданное движение на вражеской стороне снайпер отвечал пулей или артиллерист – пулеметным, минометным или артиллерийским огнем. С наступлением темноты береговой плацдарм оживал: выставляли патрули, оружие и боеприпасы приводили в боевую готовность, хоронили мертвых. Конечно, бывали периоды и полегче; это видно, например, из бюллетеня, составленного 1 февраля сослуживцем Энтони по Шотландскому гвардейскому полку лейтенантом Х. Брукинг-Кларком из 2-го батальона и помеченного грифом «СЕКРЕТНО». Он описывал, как под его началом оказались четверо – профессиональный гольфист, звезда футбольного клуба «Блэкпул», ярый велосипедист-любитель и его бывший слуга, прозванный в батальоне «шустрый Харрингтон», мастер тянуть все, что плохо лежало, и стряпать «разные вкусные штуки», вплоть до блинов и пирогов с вареньем; он пек их в земляной яме, вместо разрыхлителя пользуясь порошком от изжоги Andrews Liver Salts. Тут же жили белый кролик и «курица-фронтовичка», которая летала с кровати на кровать и так всем надоела, что в конце концов ее сослали в тыловой штаб командования. В какой-то момент относительную тишину нарушили звуки пневмодрели: командиру так понравилось лейтенантское жилье, что он вырубил в скале по соседству такое же для себя.
У Энтони вроде бы тоже все шло сравнительно тихо-мирно. В письме к родным, написанном через пять дней, не было ни единого слова о военных действиях. Он просил родителей поблагодарить Джона Гордона за кровать, которую тот ему оставил: «она используется по своему прямому назначению», и за куртку с начесом, хорошо защищавшую от пронизывающих ветров. Ему было интересно, что делается дома:
Уже совсем скоро в саду опять будет чудесно…
Был ли у вас в Бичгроуве снег на Рождество? Скоро покажется и первый рододендрон.
Очень рад, что мои племянник с племянницей в отличном, превосходном расположении духа. Стала ли Александра поспокойнее? Роберт, по-моему, гораздо шумнее, чем она, почти невыносим. Вэл следующий на очереди толкать коляску; можете передать ему, что я приеду еще очень нескоро и пропущу эту фазу!