Король на войне. История о том, как Георг VI сплотил британцев в борьбе с нацизмом

Слышу, что о гренадерах сейчас много говорят в большом городе; слава богу, Бригаду наконец превозносят до небес, пусть даже не всю, а хотя бы ее первый батальон! Большинство из того, что я слышал по радио и читал в газетах о боях, – это полная ерунда, но с начала до конца все шло просто превосходно, и я надеюсь, операция займет свою строчку в истории войны. В письме о ней рассказать невозможно, поэтому ждите, когда я приеду и все вам расскажу сам.

В следующие недели Энтони еще несколько раз писал родным, хотя по условиям цензуры, естественно, не мог вдаваться в подробности. Поэтому его письма изобиловали самыми разными житейскими мелочами вроде просьб помочь уладить финансовые дела. Как всегда, он проходился насчет приключений старшего брата в Африке. 14 апреля Энтони писал, что среди полученных писем одно «было особенно жалостное, от Лори, где он описывал, как сначала долго шел по руслу заболоченной речонки в забытом Богом и людьми месте, потом она исчезла где-то в песках (возмутительно!), потом он пробивался к Могадишу (есть где-то такое место), теперь же в постели с доктором (метафорически) и амебной дизентерией (непонятное что-то) и пролежит не меньше трех недель. Это последнее – единственное хорошее известие во всем послании, потому что в ближайшем будущем никаких приключений у него не предвидится!». Через несколько недель Энтони сообщил домой о повышении по службе: «Его величество осознал, что мои таланты слишком долго игнорируют и его правительство сочло наконец, что пришло время сделать меня капитаном!»

Как правильно отметил Энтони, успехи британских сил в Италии начали все же получать некоторые оценки в газетах страны. В марте в Times вышла небольшая статья под заголовком «Шотландские гвардейцы на береговом плацдарме: отвага вопреки всему» (Scots Guard in the Beach-Head: Valour against Odds), где в превосходных степенях описывалась битва на плацдарме у Анцио, закончившаяся тем, что двадцать гвардейцев взяли восемьдесят немецких военнопленных на кончике штыка[165]. Заслуги Энтони и его боевых товарищей были наконец оценены по достоинству. «Я рад, что вы прочли хвалы полку в Times, – писал он родителям 5 мая. – Слышал, что статья была очень хорошая, и, как вы говорите, весьма запоздала».

23 мая, после нескольких месяцев кровавого и упорного противостояния, союзные силы предприняли наконец попытку прорыва. В первый день бой был ожесточенный: 1-я бронетанковая дивизия потеряла 100 танков, потери 3-й пехотной дивизии составили 955 человек – это были высочайшие ежедневные потери американских дивизий за годы войны. Немцы тоже несли большие потери: в 362-й пехотной дивизии погибла почти половина боевого состава. Но, когда VI корпус прорвался с плацдарма у Анцио, сопротивление немцев начало рушиться. Рим был уже в пределах видимости союзников, хотя Кларк так стремился первым взять город, что позволил отступавшей 10-й армии немцев уйти целой и невредимой, чтобы снова ринуться в бой.

Союзные силы вошли в Рим рано утром 4 июня. Чуть позже Кларк созвал импровизированную пресс-конференцию у дверей городской мэрии на площади Пьяцца-дель-Кампидольо. Перегнувшись с каменного балкона, глядя на море британских, американских и итальянских флагов перед собой, он заявил, что сегодня «великий день для 5-й армии и для тех французских, британских и американских частей, которые сражались в составе 5-й и которые сделали эту победу возможной». Холм под балконом был переполнен джипами, машинами командования и легкими бронированными автомобилями.

Взятие первой из трех столиц оси стало крупной, воодушевляющей победой союзников. New York Times взяла возвышенный тон, соответствующий случаю: «Двадцать семь веков смотрели на американского генерала, а он, вовсе не в лавровом венке Цезаря, а в простой форменной полевой фуражке, не на колеснице, а на армейском джипе въехал вчера на римскую площадь Кампидольо и официально заявил, что его войска заняли Вечный город, – писала она о Кларке. – В этой кампании он не только сделал то, что не получилось у Ганнибала – а именно занял Рим с юга, – но еще и переиграл противника, так что тому пришлось оставить город нетронутым, лишь бы унести ноги»[166].

Энтони рассказал о пережитом в письме от 15 июня. «Простите великодушно за большой перерыв, предшествовавший этому письму, но причина очевидна. Давно мне не приходилось путешествовать так далеко и так быстро», – писал он.