Питер Пэн появился в мой восемнадцатый день рождения, как и предсказывала мама.
Пришёл и забрал меня.
Я больше не могу отрицать, что всё это реально. Чем раньше я приму это как факт, тем быстрее пойму, как мне сбежать отсюда.
Пэн тащит меня обратно к дому, минуя толпу мальчишек, собравшихся у костра. Я чувствую, как все они смотрят на меня – я вишу на плече, словно добыча охотника.
Пэн не говорит им ни слова, и как только мы поднимаемся на балкон, внизу снова начинает играть гитара.
В доме меня бесцеремонно бросают на диван, и платье задирается до талии.
Близнецы, конечно, это замечают.
Я не слишком тороплюсь поправлять одежду.
Двинувшись к барной стойке, Пэн наливает себе ещё выпить. Возвращается со стаканом в руке, опускается в одно из шикарных кожаных кресел напротив меня. Если там такая же обивка, как и на диване, то на ощупь она гладкая и мягкая.
В этом доме нет ничего нарочито претенциозного, но некоторые признаки явственно указывают на богатство. Та же мебель, барная стойка, бутылки спиртного, выстроившиеся в ряд, как трофеи.
Местами дом рассыпается от времени, но в нём чувствуется красота, будто в потрескавшейся мраморной статуе какой-нибудь древнегреческой богини.
Пэн опускает стакан с выпивкой на подлокотник, откидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза.
Во взглядах близнецов явственно читается вопрос: «Что ты натворила?»
Это всё Вейн. Не я. Я почти уверена, что не побежала бы, если бы он не обратил против меня свою силу.
Баш достаёт сигарету, закуривает, затягивается – затем, поднявшись, пересекает комнату и передаёт Пэну.
Тот, открыв глаза, берёт подношение, зажимает между большим и указательным пальцами и тоже делает глубокую затяжку.
Дым от его выдоха клубится над нами и дробится в лучах света.
Слева от меня дерево, растущее прямо в центре дома, роняет ещё несколько листьев, и они падают на пол, как перья.
– Вот что тебе нужно знать, Дарлинг… – начинает Пэн, так и не опустив голову и глядя в потолок. – Вы, Дарлинги, кое-что забрали у меня давным-давно и спрятали, и теперь я хочу это вернуть. Ты поможешь мне найти то, что мне нужно.
– Я не знаю, где…
– Помолчи. – Он переводит взгляд на меня. Теперь, при ярком свете и в помещении, я вдруг замечаю, что глаза у него светло-светло-голубые, почти белые, обведённые тёмными кругами.
По телу пробегает дрожь, и я плотнее кутаюсь в кофту.
– Мне не нужно разрешение, чтобы копаться в твоей голове, и я не прошу об этом. – Он садится ровно. – Но если ты пойдёшь нам навстречу, мы все гораздо раньше получим то, что хотим.
Пэн делает ещё одну затяжку, вокруг его лица струится дым.
Я думаю, что сейчас впервые вижу его по-настоящему. Когда он появился у нас дома, я слишком упорно отрицала происходящее, чтобы действительно разглядеть, кто передо мной.
На берегу его окутывала тьма.
Закатанные до локтей рукава рубашки обнажают чёрную вязь татуировок на предплечьях и кистях. Когда Пэн сжимает стакан, серебряные кольца на пальцах блестят на свету.
На татуировки можно отвлечься, и это радует. Трудно смотреть прямо в лицо существу из сказок.
При виде него у меня что-то обрывается в животе.
Есть в Пэне нечто обезоруживающее. Неестественное. Призрачное. Так выглядело бы бесплодное дерево, растущее посреди тёмного озера.
Исключительное, редкое явление – но вот же оно, оно существует.
Подобный вид словно говорит невольным зрителям: я несокрушим. Непреклонен.
Смотреть на Пэна тяжело, но отвести глаза труднее.
– Ты меня поняла, Дарлинг? – уточняет он.
Я сглатываю ком в горле.
– Да.
– Хорошая девочка. – Он встаёт с кресла. – Отведите её обратно в комнату.
Близнецы переглядываются.
– Сейчас же.
Они подчиняются, и Пэн исчезает из виду.
– Давай, Дарлинг. – Кас поднимает меня, а Баш уходит в коридор. – Мы уложим тебя спать и будем добрее, чем Пэн, честное слово. – На последних словах он смеётся, но смех кажется саркастическим.
Близнецы ведут меня по коридору назад в спальню и снова приковывают к кровати. Кас действует очень осторожно, но я подмечаю его взгляд, задержавшийся на моём теле.
Это странное чувство – внезапно оказаться пленницей в доме, полном парней.
Год назад я назвала бы это праздником.
Теперь это представляется закономерным следствием того, что всю жизнь я провела в страхе и заблуждениях.
– Для первого дня в Неверленде, – говорит Баш, – у тебя всё очень даже неплохо, Дарлинг.
– Я прикована к кровати. Как будто у меня вообще был выбор.
Кас двигает челюстью.
– Выбор есть всегда.
– Если мы понадобимся, Дарлинг, кричи. Мы будем неподалёку, – напутствует Баш. Затем дверь за ними закрывается со щелчком, а я остаюсь лежать при мерцающем свете фонаря.
Глава 8
Своё тринадцатое лето я провела с мамой в ветхом доме, втиснутом между участками двух враждующих соседок: одна была ханжа, вторая – проститутка.
Проститутка Старла, мамина знакомая, помогла нам получить аренду.
Бет Энн, скромница, ненавидела Старлу и говорила, глядя на потрескавшийся тротуар перед милым жёлтым домиком соседки:
– Эта гнусная женщина – пятно позора на всей округе.