Он вошёл, осматриваясь со странным чувством разочарования — теперь здесь было так же уныло и мокро, как и снаружи, по ровным плитам площади вода текла сплошным потоком, а искусственная река перед лестницей с драконами бурлила и несла горы сухих листьев, веток и какого-то хлама. Они дошли в тишине до Аллеи Духов, где Вера запрыгнула на крайний постамент и села в точно такую же позу, приготовившись к ожиданию, а Двейн остановился в самом начале аллеи, глядя на неё, как в первый раз — госпожа Вероника на крайнем постаменте, потом змея, потом череда духов, о которых он ничего не знал, но всё равно поклонился каждому. Третий от алтаря постамент занимала крупная птица, похожая на орла мощными когтистыми лапами и клювом, но со странным гребнем и слишком длинным хвостом, он поклонился ей особенно низко, глядя на сидящую в начале аллеи госпожу Веронику, которая легкомысленно болтала ногой и чему-то улыбалась, глядя в телефон. Он выпрямился и шагнул к следующему духу, там сидел, скрестив ноги, худой старик со шрамом на лице, он держал на коленях пустую чашу монаха и смиренно улыбался, с крохотной долей ехидства. Из-под его простой монашеской одежды выглядывал длинный полосатый хвост, Двейн раньше принимал его за часть коврика, а теперь рассмотрел и понял. Поклонился и пересыпал рис в его чашу, шёпотом пообещал принести мяса и поклонился ещё раз. Первым в ряду сидел дракон, не золотой, которому традиционно отдавали главное место над алтарём, а белый, в честь которого оформляли главный зал дворца и костюм главы дома. Двейн впервые задумался о том, стоит ли кланяться покровителю Шена, который смотрит на всё происходящее с домом безумие, и совершенно ничего не предпринимает, но всё-таки поклонился, шёпотом вопросив каменного дракона:
— Когда ж ты уже проснёшься, а? Дом летит к чертям, а вам всем хоть бы хны. Сидите такие спокойные, пока за вас Призванная отдувается, и дед хромой — вот опора для дома, мечта.
И ему за шиворот прилетела горсть воды, прямо по затылку, и глубоко под куртку. Двейн выровнялся и запрокинул голову, глядя на склонившиеся над аллеей ветки деревьев, прошептал:
— Чё, правда глаза колет?
Следующая горсть воды прилетела в лицо, он вытер его ладонью, тихо смеясь, не особенно низко поклонился Золотому Дракону, развернулся и пошёл обратно. Подал руку Вере, она спрыгнула с постамента и заглянула Двейну в глаза:
— Ты всё сделал, что хотел, идём обратно?
— Да, спасибо.
Они пошли к выходу молча, держась за руки, как дети, но его это не волновало, он не воспринимал её как человека, хотя и пытался себя за это мысленно ругать. Дождь кончился, река под тонкими мостами шумела и кипела, унося из давно забитых каналов всю скопившуюся за лето грязь. У ворот их ждала группа спецназа Даррена, Двейн замедлил шаг, от чего Вера вопросительно посмотрела на него, он остановился, секунду помялся, и неловко шепнул:
— Простите, что не поверил вам сразу. В это слишком сложно поверить.
Она отмахнулась с улыбкой:
— Да ничего, не парься.
— Я в последнее время веду себя ужасно.
Она улыбнулась ещё шире и накрыла его ладонь второй рукой, тихо отвечая:
— У всех от болезни портится характер, это неизбежно. Боль ещё никого не делала добрее. Сейчас тебе нормально?
— Сейчас — да, я на обезболивающих. Но без них я даже кланяться не могу.
— Ну и не кланяйся. Можешь вот так вот ручкой делать, — она изобразила своё иномирское приветствие с растопыренными пальцами, он невольно рассмеялся, это каждый раз выглядело невероятно глупо и мило, он каждый раз обещал себе в следующий раз не смеяться, но это каждый раз смешило как в первый.
Вера сияла, как будто так всё и было задумано, шёпотом спросила:
— Смеяться не больно?
— Больно. Но я редко это делаю.
— Можешь громко улыбаться. Типа так: "Ы", — она изобразила, он рассмеялся опять, шёпотом взмолился:
— Хватит, пожалуйста.
Вера толкнула его плечом и изобразила суровый взгляд:
— Это будет сложно, но ради тебя я постараюсь.
Он улыбнулся и по секрету спросил:
— Мы — банда?
— Канэшн! У тебя когда-нибудь были сомнения?
У него были сомнения каждый день, но он не знал, каким образом об этом спросить. В итоге решил сказать о другом, но тоже важном, о чём следовало поговорить давно, хотя это и было сложно.
— Меня сильно зацепило, когда мне отказала девушка, а вы веселились. Но потом я понял, что это было лучше, чем сочувствие, если бы вы начали меня жалеть, я бы тоже начал себя жалеть. А с моей травмой это сложилось бы в ужасное сочетание, я бы спился или, не знаю… стал бы совсем отвратительным. А так, это возмущение помогло мне продолжать барахтаться. Кайрис пригласила меня на свидание.
Вера округлила глаза, заставив его рассмеяться и закрыть глаза ладонью, глухо признаваясь:
— Я так неловко себя не чувствовал никогда в жизни. Это было ужасно.
Вера начала смеяться, Двейн и не прекращал, хотя и пытался изображать возмущение:
— Это не смешно! Это было худшее свидание, которое только можно придумать. Но настроение подняло.
Вера посмотрела на него с наивной надеждой, готовой столкнуться с разочарованием: