- Значит, так тому и быть. Теперь... Ты знаешь, какими духами пользуется Гвенвифар...
- Знаю, но мне они не очень нравятся - для меня они слишком резкие...
Моргейна кивнула.
- Это я готовлю их для Гвенвифар - ты знаешь, меня учили подобным вещам. Когда ты отправишься в шатер, надуши постельное белье этими духами и надушись сама. Это наведет Ланселета на мысли о Гвенвифар, и он возбудится...
Элейна неприязненно сморщила носик.
- Но это же нечестно...
- Да, нечестно, - согласилась Моргейна. - Можешь в этом не сомневаться. Наша затея бесчестна, Элейна, но так нужно. Если Артура примутся величать рогоносцем, его королевство долго не продержится. Но если вы поженитесь, то можно будет обставить все так, будто Ланселет все это время любил именно тебя - ведь вы с Гвенвифар очень похожи.
Она вручила Элейне флакон с духами.
- Теперь дальше: есть ли у тебя слуга, на которого можно положиться? Он должен установить шатер в таком месте, чтобы Ланселет не увидел его до вечера...
- Я уверена, что даже священник одобрил бы нашу затею, - сказала Элейна, - ведь я спасаю его от прелюбодейства с замужней женщиной. А я свободна и могу выйти замуж...
Моргейна натянуто улыбнулась.
- Что ж, если ты можешь успокоить свою совесть подобными отговорками тем лучше для тебя. Некоторые священники сказали бы, что неважно, какими средствами пользоваться - главное, чтобы они шли на благо...
Тут она осознала, что Элейна по-прежнему стоит перед ней навытяжку, словно ребенок перед учителем.
- Ладно, Элейна, иди, - сказала Моргейна. - Иди, отправь Ланселета на поиски дракона. Мне нужно приготовить зелье.
За завтраком она наблюдала, как Ланселет и Элейна едят из одной тарелки. Ей подумалось, что Ланселет любит Элейну - как мог бы любить ласковую маленькую собачку. Что ж, значит, он не будет дурно с нею обращаться после свадьбы.
Вивиана была так же безжалостна в подобных вопросах; она не постеснялась отправить брата на ложе к родной сестре... Моргейна обнаружила, что эти воспоминания по-прежнему причиняют ей боль. "Это тоже нужно для блага королевства", - подумала она, и, выбирая из своих трав и снадобий те, на которых нужно было настоять вино для Ланселета, Моргейна попыталась мысленно вознести молитву Богине, соединяющей мужчину и женщину любовью или хотя бы обычным вожделением, словно зверей в период течки.
"О Богиня... Уж о вожделении я знаю предостаточно... - подумала Моргейна и, постаравшись взять себя в руки, принялась крошить травы в вино. - Я чувствовала его желание - но он не дал бы мне того, что я хотела от него получить..."
Она следила за медленно закипающим вином; мелкие пузырьки всплывали со дна, лениво лопались и наполняли воздух запахом горьковато-сладких испарений. Мир казался очень маленьким и далеким; жаровня была крохотной, словно детская игрушка, а каждый пузырек в вине был достаточно велик, чтобы в нем можно было уплыть прочь... Тело Моргейны терзало желание, которое она это знала - ей не суждено было утолить. Она чувствовала, что переходит в состояние, в котором творится могущественная магия...
Моргейне казалось, что она одновременно находится и в замке, и где-то за его пределами, что часть ее пребывает среди холмов, следуя за знаменем Пендрагона, которое когда-то нес Ланселет... огромный, извивающийся в воздухе красный дракон... но здесь нет никаких драконов, и даже дракон Пелинора - всего лишь шутка, видение, такое же нереальное, как знамя, что реяло далеко на юге, над стенами Камелота - дракон, перенесенный неведомым художником на знамя, как те узоры, которые Элейна рисует на своих гобеленах. И Ланселет наверняка это знает. Разыскивая дракона, он просто наслаждается прогулкой по летним холмам, следует за видением, за вымыслом, и грезит об объятиях Гвенвифар... Моргейна взглянула на жидкость, кипящую на маленькой жаровне, и осторожно подлила немного вина, чтобы зелье не выкипело. Он будет грезить о Гвенвифар, и нынешней ночью в его объятьях окажется женщина, благоухающая духами Гвенвифар. Но сперва Моргейна даст ему это снадобье, и оно ввергнет Ланселета в милосердное состояние течки и он не сможет остановиться даже после того, как обнаружит, что держит в объятиях не опытную женщину, свою любовницу, а дрожащую девушку... На мгновение Моргейне даже стало жаль Элейну: ситуация, которую она столь хладнокровно готовила, мало отличалась от изнасилования. Как бы там Элейна ни желала Ланселета, она была девственницей и не знала, чем ее романтические мечты о поцелуях возлюбленного отличаются от того, что ее ждет на самом деле - ночь в объятиях мужчины, столь одурманенного, что он не в силах осознать разницу. Как бы много ни значила эта ночь для Элейны и как бы храбро девушка ее ни встретила - но ее трудно будет назвать романтическим эпизодом.