Я отдала свою девственность Королю-Оленю... но это было совсем другое. Я с детства знала, что меня ожидает, и меня воспитывали в духе почитания Богини, что соединяет мужчину и женщину любовью или вожделением... Элейну же воспитывали как христианку и учили считать самую суть ее жизненной силы первородным грехом, обрекшим человечество на смерть...
На миг Моргейна подумала, что ей следовало бы разыскать Элейну и попытаться подготовить ее, приободрить, научить девушку думать о грядущем событии так же, как жрицы учили ее саму - считать его великим актом природы, чистой и безгрешной, приветствовать его, как саму жизнь, что захлестывает и уносит каждого... Но тогда Элейна сочтет все это еще более грешным. Ну что ж, значит, пусть Элейна разбирается с этим как сама знает; возможно, любовь к Ланселету поможет ей выбраться из этой затеи без потерь.
Мысли Моргейны вернулись к кипящему вину - но в то же самое время ей казалось, будто она скачет среди холмов... Хотя нынешний день был не самым удачным для прогулки: серое небо затянуло тучами, дул ветерок, и холмы казались нагими и унылыми. У подножия холмов протянулась водная гладь узкий рукав озера, - серая и бездонная, словно только что откованный металл. И поверхность озера начала слегка бурлить - или то была вода над ее жаровней? Темные пузырьки всплывали и лопались, источая зловоние, - а потом из озера медленно поднялась длинная узкая шея, увенчанная лошадиной головой, с лошадиной же гривой, и длинное гибкое тело, извиваясь, направилось к берегу... поднимаясь, наползая, вытягиваясь во всю длину на земле.
Гончие Ланселета опрометью ринулись к воде, заходясь яростным лаем. Моргейна слышала, как Ланселет раздраженно позвал их; видела, как он застыл, словно вкопанный, и уставился на озеро, не веря собственным глазам. Затем Пелинор протрубил в рог, созывая спутников, а Ланселет пришпорил коня, опер копье о луку седла и с самоубийственной скоростью понесся вниз по склону. Одна из гончих пронзительно завизжала, и Моргейна из своего далека увидела странный слизистый след и изломанное тело собаки, наполовину разъеденное темной слизью.
Пелинор тоже бросился на дракона, и Моргейна услышала крик Ланселета он велел не атаковать огромную тварь прямо в лоб... дракон был черным и во всем, кроме лошадиной головы, походил на гигантского змея. Ланселет подскакал к нему вплотную и, увернувшись от извивающейся головы, всадил копье в тушу дракона. Дикий вой, пронзительный, словно вопль обезумевшей банши, сотряс берег... Моргейна видела, как огромная голова бешено заметалась из стороны в сторону... Конь Ланселета принялся пятиться и брыкаться; Ланселет соскочил на землю и пешим бросился на чудовище. Голова дракона метнулась вниз, огромная пасть распахнулась, и Моргейна содрогнулась. Меч Ланселета вонзился в глаз дракона; из раны хлынула кровь и какая-то черная дрянь... и все превратилось в бурлящую поверхность вина.
Сердце Моргейны бешено колотилось. Она легла и глотнула немного чистого вина из фляжки. Что это было - дурной сон? Или она и вправду видела, как Ланселет убил дракона - того самого дракона, в которого она никогда не верила? Моргейна немного полежала, убеждая себя, что она просто спала, потом заставила себя встать и добавить в вино немного фенхеля, чтобы его сладость заглушила привкус других трав. Нужно позаботиться, чтобы к обеду подали соленую говядину - тогда всех будет мучить жажда, и все будут много пить, особенно Ланселет. Пелинор - человек благочестивый. Что он подумает, если всех обитателей его замка внезапно обуяет вожделение? Нет, надо сделать так, чтобы это вино досталось одному лишь Ланселету - и, может, стоит дать глоток Элейне, из милосердия...
Моргейна перелила настой в флягу и отставила в сторону. Затем послышался крик, и в комнату влетела Элейна.
- Ох, Моргейна, идем скорее, нужна твоя помощь! Отец и Ланселет убили дракона, но они оба обожжены...
- Обожжены? Что за нелепица? Ты что, вправду веришь, будто драконы летают и плюются огнем?
- Нет, нет, - нетерпеливо произнесла Элейна, - но эта тварь плюнула в них какой-то слизью, и слизь обожгла их, будто огонь. Пойдем, обработай им раны...
Не веря собственным ушам, Моргейна выглянула в окно. Солнце склонилось к западу и повисло над самым горизонтом; она просидела над зельем целый день. Моргейна бросилась вниз, на ходу велев служанке приготовить чистую ткань для перевязки.
У Пелинора была сильно обожжена рука - да, это действительно здорово походило на ожог; драконья слизь разъела ткань туники, и когда Моргейна начала мазать руку целительным бальзамом, Пелинор взревел от боли. У Ланселета был слегка задет бок; кроме того, слизь попала ему на сапог и превратила прочную кожу в слой тонкого вещества, напоминающего желе.
- Нужно будет хорошенько вычистить меч, - сказал Ланселет. - Если это все, что осталось от сапога, то что бы осталось от моей ноги... - и он содрогнулся.