— О, успокойся и отнеси меня в лес на тайное место Сирены, — сказала Эванджелина, прижавшись к его шее.
Стараясь не обращать внимания на отчаянную дрожь в руках и ногах, она твердо решила справиться со своей… нервозностью. Ей нужно было убедиться, что с Лахланом ничего не случилось, а все остальное сейчас не имело значения.
Эванджелина едва не закричала в панике, когда Боуэн, галопом выбежав через открытые двери конюшни, поскакал через двор так, что у нее застучали кости, а когда он прыгнул с обрыва горы, она спрятала лицо в его гриве. Свист от взмахов его крыльев и ощущение их у себя под болтающимися ногами мало помогали ей успокоиться.
Так как она не открывала глаз, то только по холодному пахучему воздуху леса догадалась, что они прибыли к месту назначения. Но Эванджелина не подняла головы и не выдохнула, пока не почувствовала умиротворяющий стук копыт Боуэна по покрытой мхом земле. Сползя со спины лошади, она постаралась твердо стать на ноги, а потом огляделась, ища Иския. Краем глаза заметив какое-то движение, услышав шуршание листьев и треск ветки, она отошла от Боуэна.
— Иский?
С улыбкой на тонких губах из-за дерева вышел лорд Бэна.
— К сожалению, нет, мой господин. Здесь нет никого, кроме тебя и меня.
В его словах и в том, как он поглаживал позолоченный клинок, который держал в руке, было нечто зловещее.
Не показывая свое потрясение и свою слабость, Эванджелина обратилась поглубже внутрь себя и, потянув ту крошечную магию, которая еще осталась, подняла руку. Резкие черты Бэны исказились от страха, и он в нерешительности остановился. Но когда лишь легкий дымок заклубился над ее пальцем, глаза Бэны засветились злобным торжеством.
Повернувшись на каблуках, Эванджелина бросилась к коттеджу Иския, чувствуя себя немного увереннее на мягком зеленом ковре под ногами. На бегу по очереди сняв туфли с обеих ног, она, не оборачиваясь, бросила их на звук тяжелой поступи Бэны и, когда он болезненно вскрикнул, поняла, что попала в цель. Но его хриплое дыхание позади нее предупредило Эванджелину, что этого мало, чтобы остановить его, — Бэна догонял ее.
Эванджелина старалась бежать быстрее, но была слишком слаба. Бэна был уже близко, прямо позади нее, и, схватив ее за волосы, дернул назад. Эванджелина отказала ему в удовольствии услышать ее крик и подавила стон боли. Несмотря на то что Бэна крепко держал ее за волосы, ей удалось повернуться. Ее глаза сделались влажными от боли, которую вызвало это движение, и Эванджелина вонзила зубы в предплечье Бэны.
Завопив от ярости, Бэна отпустил ее.
— Ты мне за это заплатишь! — рявкнул он и, оттолкнув Эванджелину от себя, вскинул меч.
Внезапно в атаку бросился Боуэн: пронзительно заржав и встав на мощные задние ноги, конь молотил передними копытами воздух, и Бэна от испуга опрокинулся назад. Боуэн мотнул головой, словно заставляя Эванджелину спрятаться за ним, а Бэна, поднявшись, направил свой клинок на крылатого коня.
— Нет! — закричала Эванджелина и бросилась на Бэну.
Воткнув клинок в землю, Бродерик недовольно посмотрел на Лахлана.
— Если ты будешь продолжать хвастаться, я отказываюсь упражняться с тобой.
— Нет, признайся, что ты не хочешь упражняться со мной, потому что в это утро ни разу не смог прорваться через мою защиту, — рассмеялся Лахлан, глядя на оскорбленное выражение на лице друга.
— Ты не был бы таким самодовольным, если бы жена не дала тебе свою кровь. Зная твою обходительность с дамами, я, безусловно, не должен удивляться, что тебе удалось убедить ее еще раз поделиться с тобой своей магией. Но говоря по правде, ты, должно быть, был еще более убедительным, чем я тебя считал, — сказал Бродерик, в изумлении покачав головой.
Удовольствие от силы немного поубавилось при воспоминании о ненасытном голоде, буквально пожиравшем его при виде и вкусе крови Эванджелины. Парализующий страх, который он почувствовал, когда она без сил лежала у него в объятиях, вернулся и мучил Лахлана вместе с чувством вины, охватившим его, когда в это утро он увидел бледность и слабость Эванджелины.
Но эмоции ведут к поражению в битве. Слишком соблазнительно было знать, что никто не сможет одолеть его и подчинить себе, когда он наполнен магией Эванджелины, и невозможно было от этого отказаться. Но так будет, пока эта магия снова не исчезнет, напомнил себе Лахлан, все же немного надеясь, что на этот раз будет по-другому и у него сохранится хотя бы частица ее силы. Лахлан прогнал прочь эту мысль, почувствовав отвращение к себе за то, что просто позволил себе подумать о таком.
— Убеждение здесь ни при чем, — признался Лахлан. Он не гордился собой, его поведение оставило у него во рту горький вкус, и только знание, что магия, которой он сейчас владел, уймет беспокойство некоторых фэй, помогало смягчить его вину.
— А я-то надеялся, что ты просветишь меня и я применю твою методику к Фэллин.
Бродерик, подняв бровь, с интересом смотрел на друга.
— Когда я вчера покидал зал, мне казалось, что ты достиг прогресса.
— Вероятно, потому, что ты ушел до того, как она вылила вино мне на голову.