Король отверженных

Днем в порту становилось все тише и тише. Если не считать пары обычных барж, покачивающихся на внутренних стапелях, единственным пришвартованным судном был «Арарат». И на нем царила тьма, нарушаемая лишь несколькими ходовыми огнями на фальшборте. С наступлением ночи изображение порта на магновизоре утратило четкость. Охряник видел лишь угольные силуэты, кое-где пронзенные светом фонарных столбов, выстроившихся вдоль пирсов. На первый взгляд все казалось спокойным и неподвижным. Он сам не понимал, что именно привлекло его внимание.

Затем фонарный столб у подножия городской лестницы мигнул и погас.

Охряник прищурился, глядя на экран. Края теней затрепетали от движения. Он пристально следил за сгустившимся светом следующей лампы, но вскоре и он замерцал и исчез. Расползающаяся темнота, казалось, кипела от бурной деятельности. Когда погасла следующая лампа, он понял, что шлейф теней вовсе не лениво извивается вокруг порта. Нет, он надвигался прямой линией от городских ворот к трапу их корабля.

Кто-то пытался подкрасться незаметно.

Охряник пересек мостик, пытаясь вспомнить, на какой раме видно, что находится напротив главного люка. Даже после того, как погас последний фонарь в порту, рассеянного света сумеречного неба хватило, чтобы разглядеть силуэты людей, собравшихся снаружи. Он увидел виляющие хвосты вложенных в ножны мечей и рога ружейных стволов. Солдаты. По меньшей мере два десятка, а может, и больше. Они окружили край сходней. Высокий человек в коротком плаще, который, по-видимому, был лидером отряда, указал на стальной люк корабля. Двое его людей пронесли над пустотой небольшой бочонок и поставили у корпуса. Во мраке мелькнул огонек спички.

Поняв, что они собираются сделать, Охряник пробормотал:

– Нет, нам такого не надо.

Он протянул руку и щелкнул одним выключателем в ряду из пятидесяти.

Замок на главном люке лязгнул, и дверь распахнулась. Свет изнутри корабля озарил лица испуганной абордажной группы на экране магновизора. Никто, похоже, не знал, что делать с неожиданным приглашением, равно как и с бочонком пороха, который они принесли, чтобы взорвать люк.

Затем внушительный командир вывел их из оцепенения. Взрывчатку унесли, и солдаты начали осторожно пробираться по мостику над пропастью к кораблю.

Охряник рассмеялся и стащил с себя сначала расстегнутый китель, а потом парадную блузу, оставшись в тонком жилете. Он радостно почесал живот, стянул ботинки и, размахивая руками и шлепая босыми ногами, направился к оружейному шкафчику. Он не польстился на кремневые карабины и пистолеты с патронами. Лающие, властные инструменты! Он отверг изогнутые сабли и заостренные рапиры, которые были изящны, но бесполезны. Он пробрался к ящику с инструментами, стоявшему в нижней части шкафчика. Там нашел то, что искал: сапожное шило.

Он поднес кожевенный инструмент к глазам, любуясь тупым острием и покрытым ржавчиной древком.

– Ах, как скромен ключ, отпирающий безграничный разум!

Несмотря на нападки блюстительницы Хейст в адрес Сфинкса, Байрон в целом был доволен тем, как хорошо ладят Эдит и ее гостья. Хорошее настроение, казалось, обострило их аппетиты – хотя, возможно, и чересчур. Женщины расправились со сморчковым суфле, на которое у него ушло несколько часов, со всем наслаждением голодных собак.

Он должен был признать, что проявил неумеренные амбиции в выборе меню. Большая часть обеда удалась весьма неплохо, хотя утка, несомненно, пересолена, и флан, который он пообещал капитану, оказался провалом. Липкая лагуна категорически не желала застывать, и ему пришлось отказаться от этой затеи в пользу более простого заварного крема, сбрызнутого лавандово-медовым соусом. По его мнению, соусы, подливки и глазурь были пикантными извинениями за неудачные блюда. Он ненавидел себя за то, что приходится полагаться на такой кулинарный костыль, и надеялся, что дамы будут слишком сыты для десерта, избавив его от неловкой необходимости подавать непотребство.

Пока Эдит и Джорджина поглощали основные блюда, олень отправился доставать заварной крем из теплой духовки. Он обнаружил, что камбуз, который, возможно, был его любимой комнатой на корабле, весь в дыму. Сияющие стальные поверхности и висящие медные кастрюли тонули в густом сером облаке, исходившем из дверцы духовки. Разогнав дым полотенцем, Байрон включил вытяжку и открыл духовку, чтобы извлечь две тлеющие формочки. Он бросил чашки в раковину и облил их водой из-под крана. Керамическая посуда треснула от резкой смены температур.

Глядя на почерневшие угли своей второй неудачи за этот вечер, он ощутил короткое, но яростное желание заплакать. Но вновь обрел самообладание, слегка похлопав себя по щекам, и схватил бутылку сладкого портвейна с винной полки. Он вышел из кухни со всем достоинством, на которое был способен в данных обстоятельствах. Капитану и ее гостье придется просто выпить десерт.