Король отверженных

Корабли сновали туда-сюда из Добродетели, как пчелы в розовом кусте. Ни в одном нижнем кольцевом уделе небесный порт не видел за день такого оживленного движения, как в северной гавани Пелфии.

Паромы, полные туристов, прибывали ежечасно. С прохладным утренним ветром подкатывали пузатые баржи, нагруженные звериными шкурами для сапожников и рулонами шерсти и шелка для портных, и уходили на дневных термических потоках с полными трюмами нарядов по последней – уже отмирающей – моде. Порт, похожий на четырехзубую вилку, выступал из широкой набережной. Он мог похвастаться двенадцатью причалами, которые достаточно выдавались в сторону открытого неба, чтобы вместить большинство судов до середины корпуса. Каждый причал украшали позолоченные подстриженные деревья, и все они были защищены восемнадцатью башенными орудиями – так называемыми оловянными солдатиками. «Солдатики» выглядели как восьмифутовые царственные саркофаги с золотыми прожилками и с руками, торчащими в трупном окоченении. Штуковины могли полностью разворачиваться на своих основаниях и поднимать «руки» от бедер до ушей, давая артиллеристам такой диапазон движений, с которым ни один корабль не мог бы конкурировать. Между устрашающими башенками росли толстые пальмы в горшках, словно цветы на подоконнике.

В вестибюле «Авангарда» Волета с нетерпением ждала возможности оказаться на берегу и подышать свежим воздухом. Ей до смерти надоел этот тяжелый корабль, имевший обыкновение крениться и раскачиваться, словно стрелка компаса. Она стояла у левого люка рядом с Ирен, Байроном и капитаном и изо всех сил старалась выглядеть так, как велел ей Байрон: сердечной, приятной и покорной.

Ирен прислонилась к багажной тележке, доверху нагруженной чемоданами и шляпными коробками, которые ей предстояло перевезти через порт. Байрон прижался мордой к стальной двери и заглянул в глазок, ожидая сигнала начальника порта о том, что их готовы принять.

– Этот парик чешется, – сказала Волета, почесывая голову под ниспадающими локонами. Благожелательный наблюдатель мог бы назвать парик «блондинистым», хотя она считала, что с объективной точки зрения он желтый. – Такое ощущение, что я нацепила швабру.

– Не чешись, – сказала Ирен, хотя и без особых эмоций.

Волета видела, что подруга все еще не привыкла к униформе. Она почти не возражала против длинных юбок и подплечников, которые прекрасно скрывали ее массивную фигуру, но капор с оборками казался невыносимым. В то утро Ирен сказала Волете, что, если бы портовые крысы Нового Вавилона застукали ее в капоре, они бы умерли от смеха, – точнее, она бы задушила их смеющимися.

– Нас не узнать, – сказала Волета.

– Хорошо, – сказала капитан Уинтерс. На ней был военный сюртук, один рукав которого Байрон отпорол, чтобы освободить место для железной руки. – Не забывай, что случилось в прошлый раз, когда мы пытались здесь причалить.

– А что случилось в прошлый раз? – спросил Байрон.

– Мы закутали корабль в лохмотья, пытались выдать себя за торговцев женами, «оловянные солдатики» нас обстреляли, и мы сбежали с дырой в парусах, – весело сообщила Волета.

– Да, давайте избежим повторения. – Эдит всмотрелась в свое искаженное отражение в полированной латуни рожка, торчащего из стены. Она крикнула в трубу, соединявшуюся с мостиком: – Как там наверху, пилот?

В ответ раздался искаженный трубой голос Красной Руки:

– В порту можно только встать на рейд, но места для нас хватит.

– Хорошо. Будь готов их поприветствовать, – сказала Эдит.

– Сенлин легко отделался: ни парика, ни платья, ни даже фальшивых усов, – заметила Волета.

– Мы больше не используем это имя, Волета, – сказала капитан. – Теперь он мистер Сирил Пинфилд. Хотя у тебя вообще не должно быть никаких причин упоминать о нем.

– Да, конечно, извини. Я больше ничего не забуду. – Волета крепко зажмурилась и тряхнула головой, отчего локоны хлестнули по щекам.

Она прекрасно знала, что так делать нельзя! Одного промаха достаточно, чтобы отправить Сенлина в колодки – или того хуже! Намного хуже. Она винила во всем парик. Это была эдакая экстравагантная пытка. Она едва могла думать из-за зуда. Хуже того, она знала, что с той минуты, когда ее представят публике как золотоволосую девушку, ей придется носить его еще целых три дня. А что, если Ирен заставит и спать в нем? Все равно что спать, положив голову на муравейник!

Кряхтя от досады, Волета подошла к иллюминатору и открутила винты.

– Простите, юная леди, что вы делаете? – спросил Байрон. – Портовая стража стоит по стойке смирно. Уже почти пора! Оркестр вот-вот заиграет! Ради бога, прекрати!

Но было поздно. Волета уже открыла иллюминатор, сорвала с головы золотистый парик и просунула наружу. Ветер тут же вырвал его из руки.

– Вот. – Волета радостно потерла голову. – Гораздо лучше.