Король отверженных

И все же не внешность выдавала в маркизе де Кларке первостатейного болвана. И дело было вовсе не в том, что он встретил их в большом зале, стоя под собственным портретом, который был в два раза больше оригинала и изображал его облик весьма благосклонным образом. Нет, именно нелепая болтовня обрекла его на гибель в глазах Волеты.

– Благодарю вас, милорд, за то, что вы приняли меня в своем доме, – сказал Волета, когда ее представили маркизу. – Он весьма впечатляющий.

– Так и есть! Мне нравится думать о нем как о своем загородном замке. Надо было видеть его, когда Пеппер еще бегал по всему дому. Такое прекрасное создание! Пеппер был моим скакуном. Быстрым, как ласточка. Я собирался ради него построить летающий ипподром. Разве это не фантастическая идея? Ипподром в воздухе! Но инвесторы отказались продолжать еще до того, как мы соорудили первые пятьдесят ярдов, а потом случился шквал, и все унесло ветром. Это стоило мне целого состояния. Но Пеппер был просто милашка, хотя я так и не смог отучить его от поедания постельного белья. Хорошее одеяло ему нравилось больше, чем ведро овса. Очевидно, у него был отменный вкус. Однако в конце концов мне пришлось отправить его на пастбище, что стоило еще одного состояния. Воздушные шары были достаточно дешевыми, но я чертовски долго искал жокея, который согласился бы одолеть на нем горный перевал.

– Да, – сказала Волета, улыбаясь, чтобы скрыть ужас. «Бедная лошадка!» – Ну, я только что имела удовольствие пройтись по вашему прекрасному городу и должна сказать, что совершенно очарована. Я уверена, его история столь же богата, сколь и глубока. – Этой фразе ее научил Байрон. Олень заверил, что она вызовет приятный и продуктивный диалог.

– Ну да, Пелли – это вкусненький пирожок: сочный и полный фруктовой начинки! – сказал маркиз, а затем покачал бедрами в манере, которую он, похоже, считал очаровательно-игривой, но у Волеты она вызвала желание ударить его коленом в гульфик.

Не зная, что делать, Волета решилась на еще один разговорный залп. Ксения называла отца «Царем Заставы», и Волета поинтересовалась, каковы обязанности маркиза в этом качестве. В ответ маркиз прижал ко рту кружевной платок и захныкал, как побитая собака. Он ухватился за каминную полку и посмотрел на свой портрет, словно ища моральной поддержки.

– Папа не любит говорить о работе, – прошипела Ксения Волете. – Там к нему очень плохо относятся!

– Так и есть! Они не смеются над моими шутками и не поддаются на мои колкости. Раньше я все время ходил к заставе. Разговаривал через решетку с нечистыми душами, бредущими вверх по Старой жиле. Пытался их приободрить. Вот и все, что я хотел сделать. Но они все так упорствуют в своей подавленности! Только и знают, что кричать: «Помогите мне! Помогите мне!» Никто никогда не спрашивал, не нужна ли помощь мне со всеми этими записями и отчетами, со всеми наймами и увольнениями. Такая неблагодарная работа! – Маркиз всхлипнул в носовой платок. – Я в рабстве у ходов!

Волета не знала, что на это ответить. Стараясь как можно лучше скрыть свое раздражение, она позволила Ксении рассказать о том, как прошло утро, и рассказ помог ее отцу прийти в себя. Маркиз часто прерывал дочь, спрашивая, кого она видела и во что они были одеты. Они болтали без умолку, а Волета издавала тихие одобрительные возгласы с той же регулярностью, как если бы похрапывала. От скуки Волета впала в транс – и тут Ксения внезапно объявила, что им пора готовиться к вечернему празднеству.

– Да, конечно! – сказал маркиз де Кларк, засовывая носовой платок в рукав и вытирая руки о туго натянутый пояс. – Я устраиваю вечеринку в вашу честь, леди Контумакс. Придут все мои лучшие гости. Будет музыка и шампанское, танцы и шампанское, шоколад и немного шампанского. – Он встал между девушками и обвил тяжелыми руками их тонкие шеи. Волета обрадовалась, что Ирен нет рядом – амазонка вряд ли бы молча смотрела, как маркиз целует ее в висок. От него пахло чем-то острым и лекарственным – Волета никак не могла определить, что это за запах. – Самое главное, что вы и моя дорогая, любимая дочь будете там и проведете самое прекрасное, чудесное, славное время в истории человечества. Я не люблю людей, которые не умеют радоваться жизни. Гадить на моих вечеринках строго запрещено.

– Милорд, – сказала Волета и сделала глубокий реверанс, чтобы он не заметил, как она закатила глаза.

Люстра в большом зале горела, как литейный цех, и каждая подвеска отбрасывала тысячи искр света на праздничный стол. Там стояли чаши со спелыми ягодами, серебряные подносы с пирамидами пирожных и кровавое жаркое на разделочной доске.

Гости маркиза заполонили зал. Они слонялись из комнаты в комнату, следя за чьим-то спектаклем или ища место, чтобы устроить собственный. Атмосфера бурлила от споров, смеха и пылкого флирта, пока арендованный оркестр играл вальсы, на которые никто не обращал внимания.

Волета с изумлением взирала на эту славную катастрофу.