Король отверженных

– Итак, леди Ксения де Кларк, вы полагаете, что в ваших силах быть эскортом, уполномоченным короной, и официальным другом леди Волеты во время ее пребывания здесь?

– Я буду обращаться с ней как с родной сестрой, ваше величество. – Леди Ксения преклонила колени, и ее юбки сморщились, как раздавленный торт.

Король Леонид отвернулся еще до того, как дама закончила поклон, и перевел взгляд на Эдит.

– Мне кажется, нам нужно кое-что обсудить, капитан Уинтерс, – сказал король Леонид. – Часы, шестеренки-винтики и тому подобное.

– Как скажете, ваше величество, – сказала Эдит, почтительно склонив голову.

Эдит слегка кивнула Ирен и Волете, затем она, Джорджина Хейст и свита официозно выглядящих мужчин последовали за королем к воротам двора.

Ксения подскочила к Волете, локоны ее подпрыгивали, глаза округлились. Придворная дама обняла Волету за талию и, прежде чем она успела возразить, выпалила:

– О, мы будем такими хорошими подругами, Волета. Какое красивое имя! Но, боже мой, твоя горничная просто уродина. Почему она такая громадина? Ты когда-нибудь играла в облом? О, я безнадежна в этой игре, но так весело смотреть, как твои друзья ведут себя словно дурашки. Но нет, сперва о главном: ты должна попробовать бисквитный торт от «Виллы Ванилла-Бин». Мне так нравится, как это звучит. «Вилла Ванилла-Бин»! Почему ты так остриглась? Это был несчастный случай? А ты ведь смуглая, как желудь, правда? Ну и ладно. По крайней мере, ты не толстая!

Волета оглянулась на Ирен, в отчаянии нахмурив брови, когда бормочущая девушка потащила ее к воротам двора.

Впервые за целый день Ирен улыбнулась.

Глава пятая

№ 38. Потому что вы купили новое платье и хотите выгулять его, пока мода не сошла на нет.

№ 39. Потому что вы пьяны и нуждаетесь в аудитории.

Леди Сэндбом. 101 причина посетить мою вечеринку

Леди Ксения де Кларк извергала слова с настойчивостью лопнувшей трубы. Она тащила Волету за руку по людной улице, словно слепую, или слабоумную, или слепослабоумную. Тема монолога постоянно смещалась. Ксения с восторгом рассказывала о базаре Амарилло, где лучшие портнихи выставляли новые работы, а девушки дергали друг друга за волосы, чтобы продвинуться в очереди. Она жаловалась на то, что театр весь сезон ужасен – одни исторические драмы да военные оперетты, – и хвалила кафе «Касторея» за то, что там подавали самые сладкие малиновые пирожные на всем белом свете. Она все говорила и говорила, не останавливаясь, едва успевая переводить дыхание.

Волета перестала слушать, как только убедилась, что леди не говорит ничего важного, и позволила городу полностью поглотить свое внимание. Она никогда прежде не видела ничего столь же белого, шумного и красивого, как Пелфия. Все магазины – а их было так много, – казалось, сцепились в битве за самую замысловатую витрину. В ход шли венки из свежих цветов, живые модели вместо манекенов, дрессированные голуби, сжимающие золотые ветви, стеклянные аквариумы, полные живых, бойких рыбок, – и все это для того, чтобы продать булочку, сапожок или квадратик карамели. Никто, казалось, не находил это излишество ни в малейшей степени странным. Большой краснокрылый ара, сидевший на навесе, закричал:

– Скорее в окно, пока отец тебя не увидел! В окно! В окно!

Несмотря на пронзительные вопли попугая, что-то в этом месте напомнило Волете кукольный домик. Оно было таким живописным и опрятным, а также немного фальшивым. Идеальная сцена для театрализованных ссор. За то время, что они прошли один квартал, она успела заметить не менее трех зрелищ. Возле переполненной булочной мужчина в униформе швейцара пел серенаду равнодушной к нему женщине, аккомпанируя себе на плохо настроенной лире. На другой стороне улицы женщина в юбке на обручах упала в обморок, хотя момент был чересчур удачным – она рухнула прямиком в объятия красивого лавочника. Офицеры в черно-золотых мундирах растащили пару дерущихся денди, один обвинял другого в краже его фирменного аромата, тем самым обесценив привлекательность оного.

Даже латунное солнце в небе казалось игрушкой, которую завели и выпустили из рук.

В конечном счете воображение Волеты захватил не спектакль, но сам театр как таковой. Она не могла оторвать взгляда от белых утесов зданий, нависавших над переполненными улицами. Город был тесным и плотным, как лабиринт. Куда бы она ни посмотрела, карнизы, балконы, подоконники и свесы звали ее, предлагая опоры для ног и насесты. И все-таки, даже представляя себе, какие экзотические виды открылись бы ей с крыш домов, она вспоминала настоятельный совет Байрона во время их подготовки к этому дню: «Не позволяй разуму блуждать, потому что ноги обязательно последуют за ним».