Король-паук

Другое почти мистическое напоминание о брате Жане поразило воображение дофина однажды зимним днём, когда он осматривал новую горную дорогу. Его взгляд скользил по отвесной скале, и он вдруг понял, что за все эти месяцы его прежняя боязнь высоты ни разу не возвращалась к нему. И с этого дня горные дороги в Дофине стали строить без перил и парапетов, и Людовик объезжал их даже зимой, когда они покрывались коварной ледяной коркой; строительство теперь продвигалось гораздо быстрее. Было ли его избавление от старого недуга исполнением горячего пророчества брата Жана или оно было связано с некой магической силой, скрытой в изумруде кардинала — это Людовику было неведомо. И то, и другое он берёг как зеницу ока, кольцо он даже велел зашить в небольшой бархатный мешочек и носил его на цепочке вокруг шеи. Дофину казалось, что брат Жан, взирая на него с небес, может расценить это как суеверие и осудить. Впрочем, он питал слабую надежду, что брат Жан не заметит мешочка под камзолом.

Тем временем был коронован новый император, впервые за последние пятнадцать лет у Священной Римской империи появился властитель, а у Дофине — сюзерен. Поначалу Людовик надеялся, что с его воцарением наступит эпоха великих дел. Некоторое время даже казалось, что мечты Филиппа Бургундского сбываются — папа задумал новый крестовый поход против турок и обратился, как формальный глава всего христианского мира, за помощью к императору. Но император Фридрих III разочаровал его, ибо единственная помощь, которую он готов был оказать в борьбе с турками, — это разослать папские индульгенции тем отчаянным князьям, которые откликнутся на призыв святого престола. Огромный мешок таких индульгенций прибыл в Гренобль вместе с императорским письмом, в котором он повелевал раздавать их тем рыцарям, дворянам и простым солдатам, которые изъявят желание отправиться в Святую землю на свой страх и риск, а главное — за собственный счёт. Таких не нашлось. Вид этих дешёвых жалких бумажек крайне расстроил его святейшество, но вызвал живейший интерес у дофина Людовика, который заметил, что все они были абсолютно одинаковы до малейших деталей, а следовательно, не могли быть написаны от руки. Он решил показать их человеку, который, возможно, сможет разъяснить, как это получилось. Анри Леклерк подтвердил, что индульгенции не представляли собой, строго говоря, манускрипты: «Это что-то механическое, вероятно, какой-то тип печати. Мне приходилось видеть печатные картинки, но напечатанные слова я встречаю впервые».

— А можно ли печатать целые книги? Это было бы замечательно.

— Монсеньор, этого я не знаю. Должен ли я выяснить это? Мне знаком один литейщик, который, пожалуй, сможет отлить буквенные шрифты.

— А чем он занимается сейчас?

— Отливает полые ядра.

— Что ж... Я полагаю, что ядра важнее, — решил Людовик.

За эти несколько мирных, но беспокойных для Людовика лет Шарлотта вступила в пору цветущей юности, молодой Жан Леклерк вырос и стал проявлять больший интерес к искусству владения мечом, нежели к инженерному делу; а колесо истории продолжало оставлять свой кровавый след в Европе и Азии, но пощадило среди бурь и битв маленькое Дофине. Король венгерский Ладислав был отравлен в своей темнице. Исчерпав последние силы, пал под ударами турок Константинополь. Внутреннее брожение в Англии вылилось в конце концов в открытую войну Белой и Алой розы. Началась она исключительно ожесточённо, и, по всем признакам, должна была продлиться много лет.

Как и всякий добрый француз, Людовик был рад тому, что извечные враги его отечества погрузились в междоусобную распрю и не смогут больше причинять вреда Франции. Его страна могла теперь спокойно зализывать вековые раны, наслаждаясь благословенным миром и тишиной. Хорошо ещё было бы извлечь для себя урок из опустошительной гражданской войны, кипящей по ту сторону Ла-Манша. Однако Людовик не верил, что Франция запомнит этот урок. Куда легче было предположить, что король Карл теперь, когда его войска бездействуют, когда у него развязаны руки, обрушит всю мощь своего удара на Дофине при полной поддержке и одобрении своего совета. Карл всегда считал, что его ветеранов нельзя оставлять без дела. Людовик подумал о «мясниках», которых он сам когда-то водил в Швейцарию и на Рейн, и теперь их будет ещё больше. И на сей раз их поведут на него.