Король-паук

Из Милана её сестра прислала целую ораву горластых итальянцев. Они были полны новых, необычных идей и могли распутничать всю ночь, пить изысканные вина, сочинять сонеты, клясться, подобно древним языческим богам, а утром бросаться, буквально бросаться в самую гущу сражения, размахивая отравленными мечами и кинжалами. Не менее набожная, чем Шарлотта, Боня Савойская от всей души надеялась, что они не сильно шокируют её доброго зятя. Все они «новые люди», говорила она, их породил нынешний культурный переворот в Италии, который они называют «возрождением». Людовик не был бы шокирован, породи их даже культурный переворот в аду. Ему, как воздух, необходимы были люди, готовые сражаться.

Из Швейцарии прибыла самая желанная подмога — швейцарские пикинёры, в стойкости которых он однажды имел уже случай убедиться. Тысячи воинов твёрдой поступью маршировали по Франции, и единственное, о чём сожалел король — это о том, что не может позволить себе нанять их в большем количестве, так как они настаивали на плате вперёд. Pas d’argent pas des Suisses — «Нет денег — нет швейцарцев» — гласил их девиз. Но если уж им платили, они бесстрастно рисковали жизнью, добиваясь только победы, и ничего, кроме победы. Оттого управлять ими было замечательно просто, как боевыми орудиями Анри.

Кстати, орудия у него тоже были, и он не уставал благодарить Бога за мощную французскую артиллерию. Имея в распоряжении все эти силы, он не считал, что шансы врагов предпочтительнее, хоть их войска и далеко превосходили числом его силы.

На вторую неделю июля герцог Карл перешёл Сомму. Людовик привык думать о Сомме, как о непреодолимой преграде, как о надёжной защите от любого нападения извне, однако Карл со своими бургундцами миновал её с той же лёгкостью, с какой прохожий перешагивал лужу на мостовой, и, не встречая никакого сопротивления на своём пути, в скором времени достиг ближних предместий Парижа. Всё это в известной мере подорвало веру Людовика в неприступные природные границы. Они бесполезны, когда позади них царят хаос и измена. В таких случаях союзы с соседями и копья наёмников всегда оказываются куда полезнее.

Одновременно с Бургундией выступил против брата и герцог Беррийский, ещё один Карл (Боже, два Карла — и оба смертельные враги! Нелегко будет выполнить обещание, данное Господу насчёт имени первого сына!) — он со своей бретонской армией наступал с запада. Этот охват с фланга весьма напоминал тот знаменитый манёвр, что сокрушил в своё время Дофине.

Однако шпионы Людовика, наводнившие вражеские войска, доносили ему о крайне медленном продвижении бретонцев. Один смышлёный лазутчик, которого Людовик наградил потом за наблюдательность, заметил, что латы на герцоге Беррийском как будто собираются в складки при езде верхом. Король только вздохнул и пожал плечами — он понимал, что означает это сообщение. Его несчастный братец никогда не отличался крепким здоровьем. Слабый телом и духом тугодум, он не мог целый день выдерживать на себе вес стали. И тогда, желая скрыть свою немощь, он стал носить серебристый, под цвет доспехов, камзол.

— Бедный простофиля, мой бедный глупенький братец! Да простит тебя Бог, очевидно, ты не ведаешь, что творишь... А ты губишь Францию и меня.

Людовик ринулся со своими войсками наперерез сходящимся армиям и без промедления атаковал сильнейшую из них. Под Монтлери, близ Парижа он встретил бургундских рыцарей.

Во время битвы король находился на высоком холме, который господствовал над всей местностью и с которого он мог наблюдать и руководить ходом всего дела. Рядом с ним находились Гастон де Фуа и Бернар д’Арманьяк — единственные сохранившие ему верность аристократы, и генерал Анри Леклерк, командующий его артиллерией. Здесь же в напряжённом ожидании застыли курьеры, готовые в любой миг мчаться с его распоряжениями к войскам.

Принц де Фуа находил позорным новый способ командования, избранный Людовиком. Даже не пытаясь заглушить сарказм и горечь в голосе, он заметил:

— Какую удобную боевую позицию ваше величество нашли для нас четверых! Даже в церкви мы не могли бы чувствовать себя в большей безопасности, наши мечи ржавеют в ножнах. Не в моих привычках и не в традициях дома Фуа, ваше величество, бездействовать, когда вассалы Фуа погибают, истекая кровью и потом!

— В таком случае, вы должны изменить ваши обычаи, мой дорогой друг. Нет сомнения в том, что многие из них истекут кровью и потом, но всё же, если вы научитесь воевать по-моему, число павших будет меньше. Никогда не делайте того, чего от вас ожидают. Бургундцы рассчитывают, что мы очертя голову поведём наших людей врукопашную — вы со своей белокурой шевелюрой, хромой Бернар, у которого восемьдесят лет за плечами, Анри в своих очках, я сам, согнувшись под тяжестью короны и зависящей от меня судьбы Франции! Бургундцы надеются первыми истребить вождей, обезглавив тем самым всё войско; и когда оно превратится в дезорганизованную толпу, рассеять его не составит большого труда.