Король-паук

— Я прощу человека, если он выживет. Очень возможно, что пьянство и боль от камня довели его до сумасшествия, и он станет добропорядочным гражданином после операции, но ты не станешь делать её. Люди скажут, что я выдумал новую пытку, и дьявол Оливье ле Дэм осуществил её. Нет, какие-нибудь известные мне профессора из университета сделают её.

— Но. ваше величество, у меня есть свой способ очищения и зашивания ран. Они могут убить его.

— Если они его убьют, никто не сможет обвинить тебя. Или меня.

Человек прожил почти месяц, не страдая от болей, благословляя короля и Парижский университет, хирурги которого с искусством, которое удовлетворило даже Оливье, вырезали у него жемчужно-белый камень двух дюймов длиной. Его сохранили и демонстрировали в прозрачной склянке на лекциях. Это была историческая операция. К несчастью, больной скончался от заражения крови — обычного осложнения, которое объясняли в те времена как следствие нарушения баланса телесных жидкостей, никак не связанного с операцией.

— Ты недоволен, Оливье? Ты действительно оказался прав — это действительно был камень, и человек выжил, а умер потом совсем от другого.

— Если бы они позволили мне зашить рану! Я мог бы спасти его!

— Они разве не зашили её?

Лекарь беспомощно пожал плечами:

— Зашили... Нитками паутины.

Король нахмурился. Нитки паутины всегда использовались в подобных случаях. Но это могло оказаться скрытой насмешкой в адрес «короля-паука».

— Возможно, тут и нет связи, — сказал он низким голосом.

Оливье же думал только об эксперименте.

— Возможно и нет, ваше величество, но я не могу считать успешной операцию, если она кончается смертью.

— Всё ею кончается, — заметил король.

Его близким — а их становилось всё меньше с каждым годом, казалось, что приступы меланхолии случались с королём чаще, чем в прежние времена. Их едва ли можно было связать с неудачами в управлении государством, ибо таковых просто не было. Успех сопутствовал ему во всём. Франция была объединена, знатные феодалы — успокоились немного, униженные горожане немного воспряли, противоречия сглаживались, как он мечтал в юности, когда умирал от страха высоты, страха, который порой подкрадывался к нему и теперь, когда волосы его поредели и начали седеть. Государственные дела шли вполне удовлетворительно, его заклятый враг сокрушён и ослаблен из-за собственной жестокости и выдающейся способности наживать себе врагов. Бургундия чересчур занята своей защитой, чтобы снова начать угрожать Франции. Королева видела причину меланхолии в том, что он жил в неподходящем месте.

— Мой дорогой повелитель, вы достигли зенита вашего царствования, а живёте в тюрьме как кардинал Балю, — вам и впрямь следовало бы отпустить этого несчастного. Почему вы заперли себя в подобном месте?

Король жил в замке Плесси-ле-Тур на Туреннской равнине, который больше напоминал крепость, чем замок. Он ощетинился сторожевыми башнями, солдатский стон эхом отзывался в его стенах... Шпионы таились в засаде в его парках. Пушки, готовые открыть огонь, перекрывали все подходы. На ночь мосты поднимались и железные решётки опускались вниз. Вдоль рва были расставлены капканы на людей.

— Он не был бы таким мрачным, если бы ты жила здесь, — отвечал Людовик. Но он не хотел приказывать ей. Она была южанкой, ещё молодой, и всегда очень любила солнце. — Было бы святотатством просить у Бога, чтобы роза и мухомор росли в одном саду.

— Я никогда не говорила, что не стану жить в Плесси, Людовик, — с жаром сказала она. — Я знаю свой долг, и хотя гордость — грех, я горжусь тем, что всегда исполняла его.

— Бог никогда не создавал женщины лучше тебя, — сказал он тактично.

— И я не роза, я никогда не была красавицей.

— Моя дорогая королева, что ты такое говоришь... — перебил король.

— А ты — вовсе не гриб, хотя такой же бледный.

— «Я никогда не была красавицей»... — король улыбнулся. — А знаешь, Шарлотта, что, бывало, угнетало меня? Я хотел быть таким же высоким и красивым как Анри Леклерк.

Теперь была её очередь улыбнуться:

— Этот старый мрачный боевой конь! Был ли он когда-нибудь красивым? Не может быть! — она перекрестилась. — Мне не следует так говорить. Он был хороший человек.

Так же как врагов короля, смерть настигала и его друзей. Великий магистр умер от лихорадки, которую он подцепил в болоте, где, слишком старый для такой работы, целый день объезжал строительство одного из новых военных мостов. Король тоже перенёс приступ лихорадки с осложнением, которое Оливье считал серьёзным и намеревался принять решительные меры, если приступ повторится.

— Ты не знала его в молодости, дорогая. Я был даже моложе его, но, чёрт возьми, как я ему завидовал!

— Вы всегда были расположены к нему.

Он посмотрел на неё, словно не понимая.

— Ну разумеется, Шарлотта. Он был особым человеком.

— Кем он был на самом деле, Людовик?

— Просто великим французом, дорогая.

— О, это прекрасно. Но я думаю, вы ещё что-то знаете о нём.

— Быть великим французом — этого вполне достаточно.