Король-паук

Де Брезе пользовался большим успехом у дам своего поколения и всё ещё славился своим остроумием. Он носил бороду — это был единственный человек при дворе с бородой, поскольку этот вид мужского украшения недавно вышел из моды. У де Брезе, как доложили бы некоторые увядшие красотки, был сильно срезанный подбородок, почти как у рыбы, но он красил бороду в ярко-рыжий цвет и расчёсывал надвое, что придавало ему довольно необычный, даже сатанинский вид.

Кушанья были превосходны, вина великолепны, гости веселились вовсю. Уже в самом конце празднества де Брезе поднял бокал за дофина, превознося его до небес и называя его непобедимым, неустрашимым, «пэром бесподобным Франции».

«Пэр бесподобный» — и достаточно изысканный комплимент и вполне заслуженный, однако де Брезе, подтверждая свою репутацию острослова, так произнёс эти слова своим лукавым языком, что они прозвучали скорее как «бесстыжий предатель», что вызвало громкий хохот Карла, или даже, что ещё хуже, — «бездетный кастрат», бестактно намекая на бездетность принца.

К счастью, Маргарита ничего не поняла, поскольку для этого ей не хватало знаний языка парижского дна. Людовик сжал зубы, однако ничего не сказал, понимая, что будет выглядеть ещё смешнее, если покажет обиду и злость. Король Карл, когда шутка, наконец, дошла до его неповоротливых мозгов, осушил бокал вина, вытер толстые губы тыльной стороной руки и затрясся от хохота: «Пэр без пары, пэр без папы и особенно пэр без пэрства!»

— Ну что ж, друзья мои, будем надеяться, что дофин возвратится с лучшим снаряжением, чем сейчас!

Людовик посмотрел на эти красные от вина насмешливые физиономии. Они не показались ему уж очень угрожающими — в основном просто глупыми. Он был трезв, а они пьяны. Ему было нелегко вместе со всеми смеяться над собой, однако, рассмеявшись, он как бы смазал остроту насмешки, а кроме того, приобрёл то, что ему было нужно в его экспедиции. Впервые в жизни он понял, каким образом уличные комедианты, фокусники и жонглёры, чьё кривляние вызывало у него глубокое отвращение, ставят себя прилюдно в глупое положение: чем больше смеётся публика, тем ощутимее доходы уличных артистов. Эти выпады заставляли его всё больше и больше учиться превращать свои слабости в силу.

Он улыбнулся как можно простодушнее.

— Господа, — сказал он, — я тут пытался как следует ознакомиться со своим снаряжением...

Они все загоготали, стуча кулаками по столу.

— ...которое, как вы знаете, досталось мне от отца, и, разумеется, оно самое лучшее, поскольку другого он мне не предложил...

— Молодец, — пробормотал Бернар д’Арманьяк. — Так ему и надо.

Теперь все смотрели на короля. Король недоумевающе взглянул на де Брезе.

— Что тут смешного?

— Ничего особенного, — поспешил его заверить де Брезе. Пора было выводить эту пикировку из зоны абстрактных полунамёков. — Похоже, что у его высочества имеются жалобы на оснащение его войска.

— Но ты же сказал, что оно прекрасно вооружено.

— Да, так оно и есть, ваше высочество.

— Так почему же он жалуется?

— У меня прекрасные солдаты, — сказал Людовик, зная, что его слова будут повторять, — смелые и отважные.

Король спросил:

— Так что же ты ещё хочешь?

— Мне нужны пушки. — Дофин кивнул в сторону Жана Бюро, сидящего в дальнем конце стола. — А также механик, который в них разбирается. У нас во всём войске нет ни одной пушки.

— Бюро нужен здесь, — сказал король. Де Брезе говорил ему, что артиллерия не нужна в борьбе с несколькими бандами английских мародёров-лучников, которые убегут при одном появлении дофина. Он пытался убедить его, что использование пороха противоречит законам рыцарства. Однако он не собирается в полный голос требовать отказа от пушек. Он повернулся к Бернару. — Господин д’Арманьяк, вы с юга. Ваши города хорошо защищены от горстки англичан?

— Город Ош хорошо укреплён, — с уверенностью ответил он. Однако, вспомнив о непредсказуемом характере своего племянника, он добавил: — Однако было бы разумно предоставить несколько пушек в город моего родственника, поскольку он находится ближе к границе, чем мои земли.

Ему было не очень удобно докладывать, что англичане уже открыто появляются поблизости от Лектура. Столь глубокое проникновение в земли Чёрного Арманьяка говорило либо о полной бездеятельности со стороны Жана д’Арманьяка, либо о чём-то ещё хуже — например, о сговоре между его племянником и англичанами. Жан д’Арманьяк был бы не первый, кто пытается заигрывать с ними. Однако Бернар был верен своему дому и ни с кем об этом не говорил. Ещё будет время изучить тёмные потоки сознания племянника, когда войска доберутся до южных земель.

— Если я буду давать пушки всем, кто у меня их попросит, — сказал король, — у меня их не останется, чтобы защищать Париж. Тем не менее мы найдём немного пушек, да, де Брезе?

— Разумеется, сир, — ответил де Брезе. Он знал, какую именно пушку он отдаст.

— А как насчёт Жана Бюро? — продолжал настаивать Людовик.

Король покачал головой.

— Я не могу его отдать. А как насчёт молодого Анри Леклерка? Людовик был доволен:

— Он прекрасно подойдёт.