Король плоти и костей

И белые перья моего платья вспорхнули, подхваченные потоком воздуха. Некоторые зацепились за радужную ткань, некоторые улетели в лес. Вместо них на моей одежде появились маленькие бутоны. А когда мои ноги оторвались от земли – потому что Енош приподнял меня, крепко держа за талию, – бутоны распустились, став тысячей бежевых роз, мгновенно увядших, чтобы превратиться… во что?

Я в восхищении уставилась на трепещущие крылышки, завороженная красотой, и душу мою озарила радость. Енош превратил цветы в бабочек, в бабочек с тельцем из хрупких косточек и крылышками из тончайшей кожи. Они порхали, восхитительные в своем непостоянстве, то поднимались, то опускались, а потом все разом сели на оставшиеся на моем платье розы.

– Видишь эту красоту? – Енош поставил меня на лесную подстилку, глядя на меня сверху вниз своими серыми глазами, в которых бушевала гроза. – Видишь совершенство плоти и костей в руках их хозяина?

Я вскинула на него взгляд. Наши губы разделяла лишь тоненькая прослойка воздуха.

– Вижу.

А потом я прижала ладонь к его щеке, и он, коротко застонав, сказал:

– Маленькая моя, ты создана для меня.

Я старательно дышала, борясь с волнением в груди.

– Как ты можешь так говорить, хотя всего минуту сказал, что во мне нет ребенка?

Его верхняя губа чуть заметно дрогнула, глаза скользнули по мне, и от этого взгляда у меня подогнулись колени.

– Есть ребенок или нет, ты все равно бесценна, и я навеки предан тебе.

И время перестало существовать для меня, ибо его слова проникли в расширившиеся щели стены, возведенной из ненависти, проникли туда, куда, я клялась, он никогда не дотянется – и уж точно не раньше, чем вернется к своим обязанностям.

Но он все-таки дотянулся, всего одной фразой, и стена задрожала, а я потеряла равновесие. Голова закружилась, я ухватилась за его шею, и он наклонил голову – в тот момент, когда я вскинула на него глаза.

Наши губы соединились.

Земля затряслась.

Я поцеловала его. Да простит меня бог, я коснулась языком его языка, зубов, десен. Я растворилась в трепете наших губ, в жаре нашего дыхания, в его крепких руках, поддерживающих меня, не дающих упасть, даже когда он сделал шаг ко мне.

Я гладила литые мускулы под его рубахой. Я запускала пальцы в черные пряди. Небеса, меня неудержимо трясло, я просто разрывалась между инстинктивным порывом отпрянуть, отстраниться от этой неправильной близости – и всепоглощающей потребностью поддаться жару, бушующему меж нашими телами. Уступить жестокому богу, который обещал мне все, что я когда-либо хотела, капитулировать перед его восхитительной развращенностью.

Цепляясь за угасающие воспоминания о мире, погруженном во тьму, я оторвалась от его губ и глубоко вдохнула, возвращая толику разума своему разгоряченном телу. Что бы он ни говорил, не так-то легко забыть, что этот вот самый бог изуродовал мои ноги. Угрожал натравить на меня своих трупов. И что именно из-за него на наших могилах лежат не надгробные плиты, а мешки с зерном.

– Нам пора. – Пока он не свернул мне голову точно так же, как скрутил кости. – До Хемдэйла еще дале…

Поймав меня за ошейник, он помешал моему отступлению, и его выдох разбился о мои губы:

– Сейчас, маленькая. Я хочу тебя сейчас.

Глава 19 Ада

Сейчас.

Меня передернуло от этого слова, невидимая цепь притягивала меня все ближе и ближе к нему, цепь из шести букв, выкованная в огне моей глупости. Конечно, то, что он предложил той ночью в таверне, было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и то, что он попросил взамен… не так уж и просто выполнить.

Не отпуская ошейника, он потянул так сильно, что голова моя запрокинулась, прижался лбом к моему лбу, глядя мне прямо в глаза, потянулся губами к моим губам, на миг задержавшись на волосок от соприкосновения. Нежность его поцелуя едва не лишила меня чувств, таким он был легким, почти воздушным.

Потом Енош подхватил меня на руки, прижал к груди и понес к ложу.

– Неужели ты думала, маленькая, что я позволю тебе сбежать от жара, от которого полыхают твои щеки, или от трепета, охватившего твое сердце?

Он говорил, не отрываясь от моих губ, завершая каждый слог мягким движением языка или осторожным посасыванием. Я застонала, чувствуя знакомый вкус. И пускай ловушка захлопнулась.

Его добыча?

Мое сердце.

Сердце, зажатое между сталью данного обещания и приманкой из сладких слов, привлекло своим быстрым стуком жаждущего заполучить его дьявола. Дьявола, чувствующего каждую его греховную запинку, каждую порочную вибрацию, каждое сжатие этого органа, остававшегося не у дел так долго. Енош чувствовал все.

Каждый.

Распутный.

Удар.

Позволить ему развратить мое сердце, как он уже развратил тело, – это слабость. Эгоизм. Несомненная, непростительная ошибка.

Но мне так этого хотелось.

Хотелось отвернуться от мира, как мир отвернулся от меня, и прислушаться к порочному шепоту дьявола, чьи слова заставляли меня чувствовать себя особенной, бесценной… проклятье, возможно, даже любимой, пускай и самым извращенным образом.

Я закрыла глаза, глубоко вздохнула, и все же мой голос сорвался на первом же звуке:

– Я… ненавижу тебя.