Король плоти и костей

– Чтобы ты передал их своей жене – и проник в те ее глубины, до которых тебе тянуться веками, да и то не факт, что дотянешься. Не пронзай меня костяным шипом за эти слова, возлюбленный братец, но ты разбираешься в женщинах примерно так же, как Эйлам в своих гениталиях.

Внутри меня что-то затрепетало. Гм-м-м, тринадцать слов, чтобы проникнуть в ее душу, разжигая ее привязанность ко мне? Она будет обожать меня. Преклоняться, боготворить… Любить.

И эта чертова мышца наконец расслабится.

Волоски на моих руках поднялись дыбом, и я одной лишь мыслью вернул трупу Ярина прежний облик.

– Тринадцать слов.

– Плюс один совет, потому что ты действительно мой любимый брат. Произнеси эти слова в процессе какого-нибудь доброго дела, давая ей что-то, чего она желает. Тогда они тронут ее глубже. А если не получится?.. Ну, ты всегда можешь перерезать ей глотку и заменить ее другой смертной, как ты делал прежде.

Я повернул голову и уставился на него:

– Ньяле горло перерезал смертный Джоа Мерток.

– О да, я знаю. – Ярин усмехнулся. – Только так и не понял, сделал ли он это, будучи живым – или уже мертвым?

Глава 18 Ада

Полированные клыки, украшающие корсаж моего платья, клацали при каждом шаге. Я шла по мосту к пустому трону. Енош ушел чуть раньше через Эфенские врата, несомненно, чтобы проверить, выстроились ли солдаты на Отравленных полях, чтобы попытаться за…

– …держи свой гнилой рот на замке.

Глухое бурчание Орли остановило поток моих мыслей, и я застыла на месте.

Она стояла у помоста, свирепо глядя на трон, в одной руке она сжимала нуждающиеся в стирке рубахи Еноша, а пальцем другой грозила… одному из трупов?

Волосы на моем затылке встали дыбом. Они что, опять застонали? Иногда трупы начинали скулить, и их хриплые завывания почти складывались в слова; только вот звук разбивался о кожу, затянувшую их рты, искажающую его, превращая в леденящее кровь мычание.

– Дождешься, что мои кости вплетут в трон рядом с твоими. – Старуха потерла ладонью лоб и раздраженно вздохнула. – Ох, если хозяин узнает правду… Глупая, глупая девчонка.

Сердце мое забилось быстрее, как я ни старалась дышать глубже, чтобы успокоить его. Я сделала осторожный шаг к трону. Орли назвала Ньялу глупой девчонкой? Но о какой правде она говорила? И к какому из трупов трона обращалась?

Шажок.

Еще шажок.

И опять брякнули клыки.

Орли повернулась ко мне, растягивая губы в слишком напряженной улыбке:

– Ах, девка, я как раз собиралась к те.

Обхватив себя руками, я одолела остаток моста и подошла к ней:

– С кем это ты разговаривала?

Ее живот колыхнулся от смешка:

– Разговаривала? Тута ж ни единой живой души, с кем можно поговорить, окромя тя.

Меня – и еще двух трупов со связанными душами.

– Я слышала тебя с моста.

Она пренебрежительно махнула рукой:

– Аха, со временем сам себе становишься лучшим собеседником. Не обращай внимания, я болтаю сама с собой, как гусыня.

– Но я…

– Хозяин приготовил те сюрприз, девка. – Она погладила меня по руке. – Но нельзя те выходить вот так навстречу осенним ветрам, продует.

Все подозрения разом забылись, и я почувствовала прилив сил – от нетерпения покалывало пальцы ног:

– Енош берет меня наружу?

– Аха, девка. Ты съела пудинг, который я те принесла?

Сердце заколотилось еще быстрее:

– Аппетита не было. Я как-то неважно себя чувствовала, когда проснулась.

Взгляд ее скользнул по моему животу, пробудив в сердце трепет ожидания, которого я не могла себе позволить. Скорее всего, это просто расстройство желудка. Или помутнение разума женщины, всегда встречавшей свои ежемесячные кровотечения слезами. Любым признакам беременности, даже самым трудноуловимым, еще слишком рано проявляться.

– Подожди здеся, я принесу те меха, – сказала служанка и заковыляла к моей комнате.

А я снова уставилась на трупы в троне. У Еноша был ужасный обычай – слегка восстановить их, чтобы они гнили сызнова, пока лица не распадутся на куски. Если бы у них были рты, какие истории они могли бы поведать?

Я неуверенно приблизилась. Шаг, еще шаг – и я вжалась коленками в трон так, что стало больно. Наклонилась, уловив слабый неприятный запах – что-то вроде скисшего молока вперемешку с чадом истлевших благовоний.

Глаза лорда Тарнема с леденящим кровь хлюпаньем переместились, фокусируясь на мне. С таким звуком сапог погружается в глубокую вязкую грязь. Серая растрескавшаяся челюсть шевельнулась, коричневая кожаная заплата на рту заскрипела, растягиваясь, и…

– Хммп… фмммх.

Я отпрянула, задыхаясь. Сердце грохотало в груди, словно галопом мимо промчался целый табун. А труп все мычал настойчиво, медленно растягивая сухожилия. Но – небеса! – я не могла разобрать ни слова. Что же он говорит?

Взад-вперед, взад-вперед. Глаза мои неотрывно следили за языком, прижимающимся к коже с изнанки. А если разрезать нашлепку, обнаружится ли за ней рот? Да и хочу ли я знать то, что так стремится мне сообщить труп?

Я стиснула один из болтающихся на корсаже клыков, достаточно острый, чтобы проткнуть кожаную заплату. Секунды шли, кровь бешено грохотала в моих ушах. Ну зачем, зачем мне это? Просто утолить свербящее любопытство?