Король плоти и костей

Одна-единственная мышца на ее шее, под затылком, напряглась, как это бывало всегда, когда мы касались друг друга, отказываясь расслабляться самостоятельно, как бы я ни гладил, ни ласкал, ни массировал ее – нет, она упрямо оставалась окаменевшей, олицетворяя неподатливый разум Ады, и оттого наш поцелуй черствел у меня на языке.

Мысли мои вновь вернулись к тому, как она оттолкнула меня в таверне; как ее прекрасные глаза затуманило обещание того, что она никогда не испытает ко мне симпатии. Нечто, не имеющее никакого значения для бога, то, что абсолютно не должно меня беспокоить.

Так почему же я так испугался?

Мы пришли к соглашению, не так ли? Моя маленькая поклялась мне оставаться рядом со мной и всегда возвращаться. Одиночество мне не грозит, так чего мне еще желать?

Ничего. Нет, ничего.

Кроме, возможно… ее рта, обхватившего мою напрягшуюся плоть, входящую в теплую глубину ее горла, погружаясь и выныривая беспрестанно, до тех пор, пока эта проклятая мышца не расслабится.

– Открой ротик, маленькая. – Я намотал ее волосы на кулак и подтолкнул ее голову вниз, высвобождая другой рукой член. – Возьми, пососи. М-м-м-м, да… вот так.

Ох, какой послушной маленькой женой она оказалась! Как заскользили ее губы вдоль напрягающегося стержня, пока она суетливо ерзала, растопырив руки, ища равновесие и пристраиваясь поудобней. Прекрасное создание, и это влажное чмоканье ее губок просто завораживает.

– О да, ты прекрасно справляешься, моя бесценная жена, – простонал я, лаская ее волосы и ее ухо так, как ей всегда нравилось и всегда смягчало ее. – Возьми глубже. М-м-м-м, замечательно.

Она вбирала мой член жадными глотками, пробегая губами по толстым венам, обвившим ствол, так что приливающая кровь раздувала их еще сильнее. Головка уже упиралась в ее мягкое небо, буквально в дюйме от мышцы, которая… так… и… не… расслабилась.

Я сильнее потянул ее волосы, что, впрочем, не принесло облегчения свербящим от желания ударить костяшкам пальцев, и пихнул ее голову вниз, приближая экстаз быстрыми толчками бедер. Головка члена щекотно запульсировала – тем интенсивнее, чем сильнее сжималось ее горло, – и в паху стало горячо в преддверии оргазма.

Стиснув основание своего члена, я оттолкнул женщину, оторвав от себя ее рот, и белесые струйки семени ударили ей в лицо, забрызгали ресницы и опухшие алые губы, закапали с кончика носа.

Ада вскинула на меня блестящие глаза. Чем сильней пульсировало ее лоно, тем сильней сокращалась диафрагма. И тем сильней каменел узел на ее шее, отказываясь сдаваться. И что же это означает для меня, бога? Что моя жена вовсе не моя, хоть и венчана, и ох как помечена моим семенем?

– Ты все сделала хорошо. – Костяшки хрустнули, когда я разжал кулак и притянул Аду к себе для поцелуя, слизнув свой вкус с ее губ. – Иди в свою комнату и умойся. Выбери книгу, пока я искупаюсь в роднике, потом я вернусь и утолю твое желание, а потом почитаю тебе. Иди!

Пока она, пошатываясь, вставала, пока спускалась с помоста, я приказал мускулам на ее шее обмякнуть. Сделал то, что отказывалось сделать ее тело, на что я не смог ее вдохновить, и в душе моей осели усталость и горечь.

Я сбросил рубаху прямо на помост, а кожаные бриджи превратил в тончайший порошок – он еще пригодится – и направился к роднику.

Едва я вошел в пещеру, на щеках моих осела теплая влага. Воздух здесь был насквозь пропитан солями и минералами той горы, в которой скрывался Бледный двор. Приятная перемена после затхлого запаха прилипшего к коже пепла, растворившегося, едва я погрузился в горячую воду. Скоро он вернется, как возвращается всегда, вечным напоминанием о боли, которую я претерпел.

Внезапно камни вокруг будто заледенели, и знакомый голос прошептал:

– Енош…

Пускай я бессмертный, но даже я содрогнулся, когда над плечом моим навис Эйлам.

– У Ярина был повод прийти ко мне, но тебе, если не ошибаюсь, я ничего не должен.

– Кроме извинений. – Эйлам снял поношенную тунику, которую таскал, наверное, несколько веков кряду, скользнул в воду и запрокинул голову, чтобы намочить свои жуткие белые волосы. – Ты украл у меня смертную женщину, превратив ее последний вздох во множество последующих.

Я напрягся:

– Тебе-то какое дело?

– Должно сохраняться…

– Равновесие! – Из коридора выступил Ярин в сопровождении выпотрошенного трупа, и я тяжело вздохнул. – Как же мне повезло, я прибыл как раз вовремя, чтобы выслушать внушающую благоговение лекцию Эйлама о равновесии. Честное слово, каждое столетие она становится все более и более захватывающей… О, мы купаемся? Я люблю купаться!

Виски уже ломило от его болтовни, но когда он сбросил сапоги, голова моя едва не раскололась:

– Что-то не припомню, чтобы я приглашал кого-либо из вас.

Эйлам внимательно рассматривал жемчужные капли воды на своей руке. Брат совершенно не привык к этой своей оболочке, и потому такая простая вещь, как стекающая по коже вода, завораживала его.

– Продолжай нарушать равновесие, Енош, и в следующий раз я не буду столь снисходителен.

Я скрежетнул зубами:

– Ты угрожаешь моей жене?