Она словно смотрела на себя издалека. Словно кто-то другой держал письмо руками, что не дрожали, и кто-то другой прислонился к подлокотнику дивана, чтобы внимательно прочесть.
— Не нужно читать это здесь, — Элиссан звучал по-доброму.
— Вертятся и вертятся, — бормотал Сим из угла, кружась на носках.
Она игнорировала обоих. Глаза наполнились слезами, прояснились. Она читала. Она не спешила, впивалась глазами в каждую строку. В комнате стало тихо. Даже Шут молчал.
Рианна закончила и слышала только одно: треск огня в камине, тепло плясало в осенней ночи.
Она прошла к камину. Без слов и эмоций на лице она бросила письмо Неда в огонь. Смотрела, как изящные линии чернеют. Она отвернулась.
— Я устала, милорд Диар, — сказала она. — Спасибо, что передали мне эти новости.
Он следил за ней. Его глаза были голубыми, сочетались с кольцом с сапфиром на его правой руке. Он мягко сказал:
— Зачем уничтожать его?
Она выдерживала его взгляд.
— Вы знаете, что он сделал.
— Он отрицает это. Говорит о любви к тебе.
— Это слова, — она слышала в низком четком голосе нечто незнакомое, женщину, что была старше и устала от знаний. Может, такой она и стала. — Если бы мне было дело до слов, я бы вышла за поэта. Слова не починят мост. Не исцелят ребенка с болезнью, — она пожала плечами, словно прогоняя свои слова. — Если не против, милорд, уже поздно.
Шут певуче заговорил:
Элиссан еще смотрел на Рианну с тревогой. Но сказал лишь:
— Моя стража тебя проводит.
В тишине те же три Избранных подошли к ней. Рианна, казалось, шла по воздуху, возвращаясь, не замечая мужчин вокруг нее. Она не видела дорогу, ноги шли сами.
Она будет думать о письме Неда позже. Позже. Сейчас нужно было думать о важном.
Магическое оружие. Холодный голос Этерелла. Где-то в замке под их ногами. В подвалах были туннели, насколько она слышала. Она ничего не знала о той части замка, даже истории Неда тут не помогали. Он работал над землей, в комнатах совета, спальнях, дворах. У нее не было карты и подсказок для этого.
Она увидела перед глазами лицо отца, он умолял ее бежать с ними. И его вопрос: «Почему?».
Рианна Гелван пыталась ответить нежно, несмотря на свои ощущения.
— Не забывай, — сказала она ему. — Я — дочь своей матери.
ГЛАВА 2
Ветер был яростным в ту ночь. Дождь хлестал. Нужно было починить ставню, она постоянно хлопала, и он порой забывал и вздрагивал от этого. Его часто беспокоили, и старый Пророк не был уверен, что был в безопасности. Каждую ночь стоны и скрип дома вызывали новые ужасы в его старых костях. И каждый стук ветки по окну.
Он думал, что они пришли за ним. Юноши с глазами без света.
Истории из Тамриллина добрались до этой долины. Мир изменился.
Его ладони дрожали, пока он бросал бревно в огонь. Он вытащил кочергу, чтобы пошевелить бревна, смотрел на танец искр. Их шипение составляло ему компанию.
Он был не таким и старым. Ощущал себя старым. Он был изгоем, его прогнали. Ему было нечего сказать. В далекой долине, где было мало земли, трава росла пучками. Стены колючих кустов тянулись в стороны. Это место не было желанным.
И он не думал, что вернется сюда.
Его дом был в роще ольхи. Бродя среди тощих осенних деревьев, он ощущал себя как они. Он тоже остался нагим. И теперь всегда было холодно.
Он застыл. Это была не ставня. Ветер выл, дождь стучал. И еще звук. Дверь.
Он сдавался. Если найдут его, пускай. Жизнь в страхе не была жизнью. Его друг так сказал бы. Его смелый друг был теперь мертв.
Пророк открыл дверь.
Холод ночи проник в дом. И голос:
— Кай Хендин, — женщина. Она опустила капюшон, и он увидел угловатое лицо и темные глаза. — Простите, что поздно. Я могу войти?
Ее вежливость потрясала, пока она стояла в мокром плаще, который трепал ветер, но его облегчение было сильнее. Хендин когда-то был архимастером на острове Академии. Он закрыл за ней дверь.
— Приветствую, Пророк, — вежливо сказал он. — Миледи, я боялся, что вы мертвы.
Она стояла перед ним в темном платье, на плече висела сумка. Она опустила сумку, вручила ему мокрый плащ, чтобы высушить его у камина. Она сказала:
— Можете спросить, почему я тут так поздно. Опоздала спасти… нашего друга. Уже поздно для всего.
Это было как удар.
— Нет, — сказал он. — Никто не знал, что грядет, — она молчала. Он не знал, хотела ли она, чтобы он продолжал, или ее охватили воспоминания. — Я рад, что ты тут, — он смутился. Она видела, как он жил. Она, которая была Придворным Поэтом. В этой хижине в далекой долине. Наследие его семьи, позволенное ему братом. Это было далеко от того, когда он был архимастером. — У меня есть, — робко сказал он, — немного вина.