Король-предатель. Скандальное изгнание герцога и герцогини Виндзорских

В статье Уорден сказала об Уоллис, что «Фотография фон Риббентропа с автографом однажды висела над ее туалетным столиком в Нассау, по словам друга, который посетил ее прошлой зимой. Когда этот друг прокомментировал фотографию, герцогиня сказала, что знала и любила фон Риббентропа до войны»[506].

Реакция герцога заключалась в том, чтобы «потребовать исправления преступно клеветнических заявлений»[507]. Уорден дала отпор, ответив в октябрьском номере «Американского Меркурия»:

«Моя информация о фотографии фон Риббентропа поступила от друга герцога и герцогини, который был их гостем в Нассау… Уоллис, как сообщалось, сказала, что фон Риббентроп был ее другом до войны, и она не видела причин, по которым факт войны должен заставить ее убрать фотографию. Моя информация поступила из источника, которому я полностью доверяю»[508].

Герцог попросил ФБР провести расследование и выяснить, была ли в издательских кругах вендетта против Виндзоров, намекая на то, что, поскольку Уорден была еврейкой, это могло стать мотивацией. Директор ФБР Дж. Эдгар Гувер обратился к Джерому Дойлу, начальнику Специальной разведывательной службы США, который провел «осторожный опрос контактов SIS в Нью-Йорке с целью выяснить, предпринимались ли какие-либо согласованные усилия в литературных кругах Нью-Йорка, чтобы нанести ущерб характеру герцогини Виндзорской»[509]. Он не нашел ничего, что подтверждало бы подозрения Эдуарда, в том числе о прошлом Уорден, что вызывает вопросы не только о лояльности пары, но и об их суждениях. «Мисс Хелен Уорден хорошо излагает свои доводы, и это наносит ущерб», – говорилось в одной служебной записке Министерства иностранных дел, последовавшей за ссорой[510].

В статье также привлекалось внимание к экстравагантности герцогини, описывались ее расходы на недавние походы по магазинам:

«Она заказала шесть костюмов от Валентино, пять костюмов от Сакс на Пятой авеню и дюжину или больше спортивных вещей от Хэтти Карнеги. Уоллис купила от двадцати до тридцати шляп, в основном у мисс Джессики из Бергдорф-Гудман, Уолтера Флорелла и Браагаарда, последней модницы среди модниц. Ее покупки с тех пор, как она переехала в Нассау, составляли в среднем сотню платьев в год. Большинство из них стоили около 250 долларов за штуку, хотя многие обходились дороже. Черные вечерние платья Мейнбохера сейчас стоят 500 долларов»[511].

Уорден продолжала:

«Все ее нижнее белье сшито вручную. Она охотится за маленькими захолустными магазинчиками, которые восхищают большинство женщин. Уоллис обнаружила такой магазин на Западной 57-й улице, принадлежащий французской беженке, и попросила женщину по телефону принести ее коллекцию в «Уолдорф». Женщина отказалась. Одна из посетительниц, услышав этот разговор, заметила: «Я думаю, для вас было бы большой честью служить герцогине». «Мадам, – последовал ответ, – это честь, которую я не могу себе позволить».

Уорден писала: «Я сталкивалась со многими модистками и ювелирами, которые говорят, что не стали бы брать чеки герцогини, держа пари, что она никогда не оплачивает свои счета. Некоторые говорят, что это одна из причин, по которой она покупала в стольких магазинах во время своего последнего визита, – что она задерживала свои заказы из-за замораживания счетов OPA»[512].

В середине сентября герцог, отчасти под влиянием состояния здоровья Уоллис, встретился с Черчиллем в поместье Рузвельта в Гайд-парке и получил разрешение уйти с Багамских островов при условии, что он не вернется в Великобританию. На следующий день Черчилль доложил королю, что Эдуард «надеется, что ему, возможно, удастся найти работу во Франции во главе какой-нибудь англо-французской или другой организации»[513].

Но возникли проблемы. После разговора о таком возвращении с министром иностранных дел Франции Рене Массигли Оливер Харви написал Черчиллю, что: «ввиду некоторых знакомств, которые герцог и герцогиня ранее имели во Франции, действительно было бы предпочтительнее, чтобы они держались подальше, пока ситуация не прояснится». Очевидно, месье Массигли, хотя и не сказал этого, имел в виду то, что он опасался: герцог и герцогиня могут попытаться возобновить знакомство со многими соучастниками в развязывании войны, и это создало бы крайне неловкую ситуацию[514].

В октябре, когда герцогиня выздоравливала после операции в Хот-Спрингс, штат Вирджиния, герцог написал Черчиллю, снова попросив о работе, «если бы была какая-либо сфера, в которой, как считалось, мой опыт все еще мог быть надлежащим образом использован»[515]. Он продолжил, касаясь темы своего возвращения в Великобританию: «я бы не подумал, что мое присутствие среди них может рассматриваться как серьезная угроза солидарности монархии»[516]. Он также настаивал на встрече со своим братом, подчеркивая, что имел право сделать это исключительно на основании протокола как бывший колониальный губернатор: