Король-Провидец

Теперь несколько слов о ста двадцати уланах, поступивших под мое начало. С первого взгляда казалось, что я командую подразделением, о котором любой офицер может только мечтать. Мне не хватало лишь пяти человек до полного эскадрона, что само по себе было почти чудом. Почти все мои подчиненные служили как минимум год, и половину из них составляли профессиональные солдаты. Ростом все вышли как на подбор: самый низкорослый не дотягивал лишь пару дюймов до шести футов, а некоторые были даже выше меня. Они находились в отличной физической форме: никто не мог пожаловаться ни на качество рационов, ни на обслуживание в солдатской столовой.

Наших лошадей чистили скребницами дважды в день, выгуливали и хорошо кормили. Упряжь всегда была новой и начищенной, пряжки сверкали, как маленькие зеркала.

Экипировка моих подчиненных тоже производила впечатление. Я провел серию инспекций, и самой крупной оплошностью, которую я смог обнаружить, было тусклое пятнышко с внутренней стороны шлема, там, где прикреплялся ремешок. Я не стал накладывать дисциплинарное взыскание.

Они великолепно маршировали, и любое построение на плацу проделывалась с безупречной четкостью – от «эскадрон, стройся!» до «обратным шагом марш!» Они могли проскакать в строю на параде, салютуя на ходу и не сбивая ряды больше чем на несколько дюймов.

Они могли... достаточно!

Это были самые дерьмовые солдаты, которыми мне когда-либо выпадало несчастье командовать. Даже теперь, столько лет спустя, я не нахожу в себе сил называть их «мои солдаты» или «мы», но только «они». Если, не дай бог, им когда-нибудь пришлось бы сойтись в бою с одним отделением моих небритых, полуголодных и разношерстных уланов из 17-го полка, то они бы не выстояли и десяти минут.

Эти Серебряные Кентавры понятия не имели, как сражаться своим оружием, хотя проделывали с его помощью удивительно красивые пируэты, когда маршировали по улицам Никеи. Сабли предназначались для роскошных ножен, пики – для кистей и бунчуков, а кинжалы – для украшения.

Они несли караульную службу перед правительственными зданиями Никеи, но в случае нападения разъяренной толпы завопили бы и в ужасе разбежались, не имея ни малейшего представления о том, что делать дальше.

Что касается тактики... если бы я вдруг приказал им спешиться и отработать маневр наступления с использованием прикрытия на местности, то они бы решили, будто я говорю на одном из кейтских наречий. Камуфляж, разведка, засада, курьерская служба, фланговое охранение – все настоящие обязанности кавалеристов были им неведомы. Единственным полковым маневром, который они могли выполнить, было прохождение в парадном строю по мостовой, на радость праздным зевакам.

В этих людях не было ничего изначально дурного: почти все солдаты одинаковы. Все зло заключалось в их командирах. Те же самые уланы, надлежащим образом обученные и испытанные в настоящем бою, могли бы служить не хуже, или даже лучше солдат из моего эскадрона Пантеры.

Но Золотые Шлемы прогнили точно так же, как и Совет Десяти. Домициус Лехар больше интересовался своими особняками и рисовыми плантациями, расположенными в полутора днях пути к западу от Никеи, в дельте Латаны. Остальные офицеры были такими же попугаями, идиотами или праздными джентльменами, каких я видел в лицее – разного возраста, звания и степени расхлябанности. Во всем полку не было ни одного командира, который мог бы вернуть их к действительности.

До меня доходили слухи о том, что в некоторых парадных полках запрещено обсуждать «дела» – то есть солдатскую службу – в офицерской столовой. У Золотых Шлемов не имелось такого запрета, да в нем и не было нужды. Если бы мы разговаривали о повседневных делах, то стали бы похожими на домохозяек, обсуждающих, какой сорт чистящего порошка лучше всего годится для полировки серебра, или на торговцев лошадьми, расхваливающих свой товар.

Единственным исключением был один взъерошенный легат немного старше меня, который совершенно не интересовался последними сплетнями и достоинствами лошадей, не пил, не играл в азартные игры и не проявлял заметного интереса к женскому полу. Вместо этого он с головой уходил в историю – в основном, военную историю. Он от корки до корки штудировал те немногочисленные листки новостей, которые специализировались на армейских вопросах. Его назначение в полк Золотых Шлемов произошло по ошибке, лишь потому, что он оказался лучшим выпускником в своем лицее. Это выяснилось лишь после того, как стало известно, что он достиг своего положения исключительно в результате усердия и таланта, а не по протекции знатных родителей или благодаря умению выслужиться перед начальством.

Его звали Мерсиа Петре. Да, тот самый Петре, и должен сказать, что в чине легата он практически не отличался от того человека, который спустя не такое уж долгое время получил жезл трибуна.