Король русалочьего моря

Ксандер было отмахнулся, но потом пригляделся – и правда, Адриано не соврал. Сам он портрет видел в первый раз тогда, когда сеньоре было десять лет, и между ней и доньей Беатрис сходства было столько же, сколько с большинством портретов, а потом сравнивать ему в голову не приходило. Но сейчас он даже поразился: действительно, с холста на них будто смотрела Белла, только чуть постарше, и несмотря на старинное платье и тщательно убранные волосы, лицо художник будто писал с неё.

– Вот так и поверишь в переселение душ, – пробормотал он.

– Красотка! – одобрил Адриано и даже послал донье Беатрис воздушный поцелуй – отчего, конечно, выражение её гордого, замкнутого и яростного лица не изменилось никак. – А она кто?

– Это ты Беллу спроси, – отозвался Ксандер, оторвавшись от портрета и вглядываясь в темноту. – Это её любимая родственница.

– Дай угадаю, – Адриано всё ещё изучал портрет, точнее, подпись под ним. – Фамилии тут другой нет, значит, герцогская дочка, а не жена, и умерла ещё незамужней, да? Вряд ли ж в монахини пошла?

– Она пропала, – сообщил Ксандер, идя прочь и стараясь, чтобы шагов было не слышно.

– Сгорела! – восторженным шепотом выдвинул новую версию Адриано, поспешая за ним. – В брачную ночь?

Ксандер фыркнул.

– Почти. Ехала домой с женихом и пропала. Это было в войну, так что ничего удивительного. Но легенду о ней Белла знает едва ли не наизусть, во всех подробностях.

– Подожди, это не та, которая в Нидерландах пропала?

Адриано хотел ещё что-то сказать, но уловивший откуда-то впереди звуки Ксандер остановил его, прижав палец к губам. Надо было отдать венецианцу должное, заткнулся он моментально, и Ксандер расслышал звуки получше – это были голоса, и раздавались они из-за дверей, ведших в зимний сад. К счастью для них с Адриано, деревья в саду росли густо и плотно, и вполне могли их прикрыть; к несчастью их же, единственного проема в этой зеленой изгороди, заодно ещё и хорошо изнутри освещённого, им было никак не миновать. Ксандер прижался к стеклу щекой и заглянул внутрь в небольшую щелку между двумя листьями приземистой, но разлапистой пальмы.

Внутри было поразительно много для замка Альба людей. За небольшим деревянным столом в первую очередь было видно самого старого герцога, а по его правую руку – дона Луиса, за чьим плечом стоял дон Фелипе. Младший из Альба был необычно мрачен и смотрел на гостей исподлобья; лицо дона Луиса было напряжённым и усталым. По лицу же старого дона Фернандо, как всегда, ничего нельзя было прочесть, словно по статуе в часовне. Впрочем, эта негостеприимная суровость никак не смущала их гостей – по крайней мере того, который сидел напротив герцога с такой непринуждённой грацией, словно его принимали с распростертыми объятиями как друга семьи. И это было не самое поразительное в нём.

– Ничего себе! – выдохнул рядом Адриано, и Ксандер понял, что друг вглядывается в незнакомца так же потрясённо, как он сам.

Незнакомец был невероятно хорош собой. Именно «невероятно» – возникало такое ощущение, словно гениальный скульптор решил изобразить идеал мужской красоты и вырезал его любящей и искусной рукой. Ксандеру доводилось видеть немало, и разнообразно, красивых людей, но такого сочетания абсолютно безупречных черт – никогда. Даже бледный шрам, пересекавший его висок, не портил этот гордый римский профиль. При этом и одет незнакомец был идеально: затянут в чёрную с серебром форму, какой Ксандер никогда не видел, но вся она, от украшенного серебряным шитьём воротника до кончиков чёрных сапог, была словно задумана и сшита так, чтобы ещё ярче подчеркнуть красоту своего носителя. Впрочем, наверняка его бы красила любая военная форма, и даже – если судить по широким плечам и узким, но жилистым рукам фехтовальщика – латы подошли бы ничуть не меньше.

– … есть вещи неприемлемые, господин командор, – донёсся до него сухой голос старого герцога.

Красавец изогнул бровь.

– Правда? – изумился он, певучим тенором. – Давайте тогда определим, что это, и заранее. Мы совершенно не хотели бы причинить вам неудовольствие, по понятным причинам.

– Если, конечно, это не неизбежно, – уточнил ещё один голос, шелестяще-хриплый, будто сорванный, и в поле зрения Ксандера появился ещё один незнакомец. Он был худ и сутул, а заодно – совершенно сед, хотя по возрасту, насколько можно было судить, ему седина не полагалась. Он встал рядом с красавцем, опершись плечом о полку и сложив руки на груди. По сравнению со своим спутником, он казался особенно нескладным и невзрачным.

– Франко вам всё уже сказал, я полагаю, – так же сухо, как отец, сказал дон Луис. – Во всяком случае, он был в курсе всего. Как минимум, Иберия больше не должна никак пострадать.

– Конечно, – сердечно ответил красавец-командор. – Это само собой разумеется. Мы же на одной стороне… и Иберия уже нам принадлежит.

– Насколько это вообще возможно, – равнодушно проговорил его сутулый спутник. – Учитывая, что у Иберии нет артефакта.