Король русалочьего моря

Он рассмеялся в ответ – сейчас эта перспектива его совершенно не пугала – и подал ей руку – не церемонно протянув, как любили иберийцы, а крендельком, как дома на сельском празднике. Она перекинула полотенце через плечо и руку приняла.

– Люблю танцевать, – сообщила она. – Петь тоже, но это чревато, а танцем никого не заколдуешь хотя бы.

– Не согласен, – улыбнулся он, вспомнив её полет ночной тени среди кружащихся снежинок, и увидел, как изогнулась её бровь.

– Комплимент, от тебя, Ксандер Молчаливый? Всё чудесатее и чудесатее!

Она чуть сощурилась, но тут же её худые плечи дрогнули, дав ему немедленную индульгенцию от чересчур пристального взгляда.

– Пошли греться, – решительно заявил он, – а то у тебя уже губы синие.

– Правда? – она потрогала их бледными пальцами, как будто могла проверить цвет на ощупь, и тут же её передёрнуло новым приступом дрожи. – Черт, и в самом деле холодно! Бежим!

Внутри Башни, несмотря на её ледяное наружное великолепие, было даже жарко, или так показалось с мороза: в каждом помещении, где они прошли на пути в столовую, пылало по камину, а на стенах коридоров и лестницы появились гобелены. Одиль умчалась наверх по лестнице, обещав присоединиться вскоре, а Ксандер пошёл в столовую, откуда раздавались голоса, звон чашек и стаканов и еле слышный треск горящих поленьев.

– … и добавить мёд, – обстоятельно излагал Франц. – Матушка всегда говорит, что мёд очень важен.

– А можно без него? – жалобно взмолилась Марта, с сомнением принимая глиняную кружку из его рук.

– Никак, фрейлейн, – вежливо, но твёрдо отрезал тот.

– Не знаю, как полагается, – вмешалась в учёную дискуссию Исабель, – но у меня мёд скоро из ушей полезет. Ксандер, вот ты где! Мне просто горячего вина.

– Сейчас, сеньора, – отозвался он, стараясь не выдать радости и едва веря удаче.

Сеньора сидела в привычном кружку: рядом с ней Алехандра лениво щипала струны гитары, иногда улыбаясь Хуану, устроившемуся у её ног и с умилением на неё смотревшему. Рядом стоял, опираясь плечом на стену, Мигель; остальных иберийских парней не было. Ксандер оглянулся и не увидел и Адриано – зато натолкнулся взглядом на Катлину и еле заметно кивнул, когда она вопросительно подняла брови.

От лишнего сейчас любопытства его манипуляции удачно скрыла широкая спина Франца, и он не стал рисковать – вылил весь пузырёк в кружку, благо своими вдохновленными Средневековьем габаритами она скорее напоминала небольшой кувшин. Белла приняла её с удовлетворенным кивком и сделала большой глоток.

– О, вот это кстати, – очнулась от своей гитары Алехандра. – Дай мне!

Ксандер дёрнулся, но Белла уже с охотой отдала кувшин.

– Совсем другое дело, – заметила кудрявая иберийка, оторвавшись от кружки после мгновения, показавшегося Ксандеру вечностью. – Нет уж, воля ваша, но мёд…

– Зачем мёд в горячем вине? – раздался тихий голос Одили, чей приход Ксандер, поглощённый манипуляциями Алехандры, совершенно пропустил. – Можно, Белла?

– Конечно, – сеньора щедро протянула свой кувшинчик и ей. Одиль отпила не сразу, сначала погрела руки о его глиняные бока, но наконец поднесла к губам. Ксандер чуть не застонал.

– А у вас тут очень мило, – донеслось с порога. – Я и забыла, признаться, как оно на первом курсе.

Ксандер сморгнул, но видение никуда не делось: в столовую и в самом деле вплыла Летисия Тофана, а следом за ней – безмолвные Вендель и Вита. Вендель безо всякого знака с её стороны поставил стул рядом с Исабелью, должно быть, по старой привычке определяя, где его госпожа решила устроиться, а Вита тут же замерла у этого стула, ожидая распоряжений.

«Волшебная вещь, – подумал он, – эти иберийские правила субординации, где старшим среди равных полагается почет, но ещё волшебнее – то, что человек, знающий себе цену, а точнее, умеющий её назначить повыше, прекрасно умеет этим пользоваться». Летисия умела – и возрастом, и положением семьи, и чистым пафосом. При её виде Исабель встала, Алехандра отложила гитару, Хуан вскочил на ноги, а Мигель принял строго вертикальное, а не расслабленно-небрежное положение. Даже Франц с почтением наклонил свою курчавую голову, а Марта, судя по всему, заколебалась, не стоит ли сделать книксен. В глазах Катлины мелькнул нехороший огонек, но от Летисии её скрывала Алехандра: Ксандер заметил с некоторым удивлением, что иберийка нащупала руку фламандки и её сжала. Единственные из присутствовавших, кто остался в стороне от этого торжества этикета, были Леонор, которая едва подняла голову от своей латыни и явно решила, что её это не касается, и Одиль, которая чуть дёрнула уголком губ и отошла к столику, задумчиво изучая представленные там возможности согреться и освежиться.

Нельзя было сказать, что Ксандер это всё волнение, почтение и раздражение не понимал. Летисия Тофана вела себя так, словно она была королевой Академии, и само собой разумелось, что ей такие почести полагаются по праву, даже если она их не требует. То, что почести отдали не все, она, похоже, вовсе не заметила – или не сочла нужным отмечать.