– А кровь вообще не имеет значения, – заявила она, глядя ему прямо в лицо. Говорила она на иберийском, не просто не скрывая, а подчеркивая свой деревенский говор. – Годный человек или моральный урод и угнетатель – это человек сам для себя выбирает.
Дон Франсиско перевел глаза на неё, и у него чуть дёрнулся уголок рта: похоже, он впервые за этот день оценил не преимущества, а недостатки сидения за круглым столом.
– Интересная теория, – сказал он всё так же словно бы чуть рассеянно. – Частично я даже с ней согласен. Потомок вольных людей всегда будет смел, неважно, солдаты у него в предках или полководцы, и тут вы – прекрасный пример, сеньорита…
– Леонор Гарсиа.
Она подняла подбородок, но поджала губы – довольно полные, что усиливало эффект. Видимо, его согласие не очень-то её радовало.
– Сеньорита Гарсиа, – покладисто отозвался он. – А потомки рабов – дело иное, у них в крови, или в традиционном многовековом воспитании, если угодно, – бездумная покорность.
– Те, кто были рабами, могут восстать, – отрезала она, – и добиться освобождения от оков.
Это она сказала даже как-то торжественно, словно кого-то цитируя, и вдохновенно, как проповедь, и непроизвольно всё же погладила свой амулет. При виде этого дон Франсиско еле заметно усмехнулся.
– Да? Возможно. – Он ткнул вилкой в утку и отодвинул тарелку. – Ван Страатен, принесите мне вина. У вас же, – он глянул в сторону Беллы, – оно тут есть?
У Леонор на этом распахнулись глаза так, словно он дал ей пощёчину, и её взгляд метнулся к Ксандеру, который уже всё так же бесстрастно вставал. Одиль тоже на него глянула, он слегка качнул головой – мол, «не надо» – но как-то неубедительно, и она встала тоже.
– Вино – прекрасная мысль, – сказала она. – Я, пожалуй, тоже посмотрю, что меня соблазнит.
На это она получила тень улыбки от Ксандера и – к своему удивлению – благодарный взгляд от Фелипе, который сидел молча, с видом человека, который предполагал плохое и теперь безнадёжно видит, как оно сбывается. Донья Инес сделала вид, что ничего не происходит – или, может быть, с её точки зрения, ничего особенного и не было. Леонор коротко кивнула. Белла же вовсе на неё не смотрела, сосредоточившись на дяде, и уже сделала вдох, чтобы что-то сказать, когда её прервала Леонор:
– А может, вы и правы, дело в – как это? Традиционном многовековом воспитании.
Это проигнорировать донья Инес, видимо, не смогла – в целях помянутого воспитания.
– О чём ты, девочка?
– О том, – отчеканила Леонор, – что у нас в деревне человек не смог бы дорасти до возраста мужчины, не будучи в состоянии сам себе вина налить. Если он в уме, конечно.
Должно быть, в учении о сословиях и классах, которым с такой готовностью делилась со всеми Леонор, что-то было, решила Одиль, украдкой глянув через плечо, потому что донья Инес, до того не без легкого удовольствия слушавшая едкие замечания девицы, сейчас ахнула и бросила на свою подопечную взгляд прямо-таки испепеляющий.
За дальним столиком Мишель еле слышно хихикнула; Франсуа с торопливым «нам пора» ухватил её за руку и утащил; оно и понятно, подумала Одиль – Франсуа всегда хотел со всеми дружить и из зоны конфликта испарялся со скоростью необычайной. Марта наконец отвлеклась от своих штудий, немного испуганно поморгала, глядя по сторонам, как будто её кто-то резко разбудил, а потом, почему-то боком, пробралась к двери и убежала следом. Педро тоже встал и подошёл к их столу.
– Леита, – сказал он негромко, но твёрдо, – пора на алхимию. Господа, простите…
– Слышу голос ответственности и не удивлен, что это голос Гусмана, – отозвался дон Франсиско с благосклонным кивком.
– Я тоже слышу голос угнетателя и не удивлена, что это голос аристократа, – в тон ему сказала Леонор, и Педро дёрнулся, словно она его ударила. – Ты бы тоже был не против иметь рабов, а?
Мгновение Педро смотрел на неё, сжав кулаки, а потом развернулся и вышел. На лице Леонор отразилось сомнение, она даже сделала движение, словно собираясь встать и пойти за ним, но тут донья Инес всё испортила:
– Как ты смеешь!
– Может, и не был бы, – сказал дон Франсиско невозмутимо. – Но у него проблема, видите ли: когда заключали Клятву… вы ведь знаете про Клятву?
– Вы про тот уродский договор, к которому вынудили отчаявшихся людей под угрозой смерти, когда они всего-то хотели своей свободы? – рука Леонор всё поглаживала её амулет, хотя Одиль не могла бы сказать, осознает ли она это. – Знаю, а то, рассказали тут. Только не больно-то вам это помогло. Как бы то ни было, Нидерланды…
– Так вот, – прервал её дон Франсиско; говорил он всё ещё спокойно, но глаза его опасно сверкнули, – тогда его предок отказался участвовать. Гусманы и в самом деле очень привержены долгу, только иногда понимают его превратно.
Наступила лёгкая пауза.
– Надо же, – задумчиво сказала Леонор, – тогда мне надо перед ним извиниться. Похоже, его предок, в отличие от многих, понимал, что такое честь.