Белла ещё немного на неё посмотрела, а потом украдкой утерла глаза, встала и вышла к ним, аккуратно закрывая за собой калитку.
– Всё, – сказала она. – Теперь можно и в деревню.
Адриано и Ксандер пошли вперед, а Одиль задержалась, оглянувшись на могилу: второй пирожок так и остался лежать на холодном мраморе.
– Отец никогда не появляется, – вздохнула Белла, проследив её взгляд. – Но я всегда кладу. Мало ли, вдруг когда-нибудь…
– Может быть, он приходит там, у себя на родине, – попробовала её утешить Одиль. – Вдруг они приходят туда, где больше людей их вспоминают?
Белла зябко пожала плечами, натягивая поплотнее шаль.
– Не знаю. Я вообще про ту часть семьи ничего не знаю. И про Тосантос знаю только то, что Мерседес рассказывала.
– А разве твои не навещают?
– Что ты. Дедушка и дядя Луис только утром мессу отстаивают, – иберийка указала рукой с теперь уже пустым узелком в сторону алтаря. – Дядя Алехандро говорит, что мертвых не надо беспокоить, а дядя Франко… – Она снова глянула на могилу родителей. – Впрочем, может быть…
– Идете, девочки? – голос Адриано был очень гулок в пустом храме, и они обе вздрогнули и поспешили за ним.
По сравнению с тишиной церкви, где и потрескивание свечей казалось громким, шум в деревне стоял оглушительный. Одиль сначала побоялась, что им не удастся выскользнуть из церкви на главную площадь незамеченными, но когда они вышли-таки, поняла, что бояться было нечего. Посреди площади горели костры, через которые поминутно кто-то прыгал поодиночке и парами, носились визжащие от восторга дети, от души наяривали местные музыканты на радость куче танцующих, подбадривавших их полагающимися возгласами, и даже на паперти кто-то приплясывал и притоптывал, так что до новоприбывших никому дела не было.
А ещё тут была целая туча призраков. Крепкие мужчины и благообразные старухи, суровые старики и кокетливые молодки, и даже дети, хоть и немного: молодых вообще было заметно меньше пожилых. Они со вкусом поедали те же пирожки, одобрительно кивали особенно ловким танцорам, мимоходом гладили по макушкам бегающих детей – призрачные дети так и вовсе пытались присоединиться к играм своих живых сверстников. Но живые их не видели: шли мимо, не обращая никакого внимания, иногда даже проходили сквозь них, и только дети иногда вглядывались в призрачных гостей и дергали взрослых за рукав, указывая, но взрослые неизменно отмахивались или крестились.
От этого праздника мертвых, где мертвых-то и не замечали, Одили стало грустно, и она улыбнулась пробегавшему мимо призрачному парню, который отвесил ей низкий, хоть и немного шутливый, поклон и подал руку, приглашая на танец.
– Чуть позже, – отозвалась она.
– А вино тут есть? – деловито осведомился Адриано, бросив полный сожаления взгляд на какого-то чумазого мальчишку, умостившегося прямо на ступенях у входа и пытающегося играть на гитаре размером с него самого.
– Это Иберия, – фыркнула Белла, – тут вино есть всегда.
– Замечательно, – отозвался тот. – Тогда я поищу. И пирожков! Хочу духовных пирожков!
– Не духовных, а духовых, – поправил Ксандер, вглядываясь в происходящий вокруг хаос.
– А, неважно, – отмахнулся тот. – Возьму на всех!
И исчез прежде, чем они успели договориться, где встретятся; Ксандер даже дёрнулся ухватить его за рукав с этой целью, но Адриано нырнул в толпу как рыба в лагуну, и растворился в ней ещё быстрее. Оставалось понадеяться, что он вернется хотя бы на то же место, и какое-то время они постояли там, но он всё не появлялся, высмотреть его среди толпы темноволосых и смуглых людей было тем более нереально, а стоять, когда всё вокруг веселилось и танцевало, было скучно. Порешив, что сами постараются не потеряться, и что все они по возможности будут поглядывать в поисках блудного Адриано или посматривать на паперть, они втроём спустились в царство костров и праздника.
На площади они нашли и духовы пирожки, и вино, и разнообразное мясо, и танец – Белла не рискнула, хотя и поколебалась, а Ксандер и подавно сделал вид, что он тут ни при чём, но Одиль не выдержала, тем более что рядом с ней вынырнул её призрачный ухажер. Зато Белла с удовольствием попрыгала через костры – испытание, на которое Одиль и смотреть-то не стала бы, была б её воля, а Ксандер и подходить близко не стал: совсем уйти от огня тут было мудрено, но он постарался встать подальше от жарких и жадных языков пламени. Когда Одиль на него глянула, он напряжённо вглядывался в толпу и даже чуть-чуть покачивался с пятки на носок, словно готовясь рвануться с места в погоню – и тут-то, из этой тёмной массы людей, в яркий круг у огня на них выпрыгнул Адриано.
Брат выглядел так, будто за ним и в самом деле кто-то гнался. Волосы у него стояли дыбом, рубашка выбивалась из-под куртки, а один из рукавов самой куртки был порван. Впрочем, ран и синяков заметно не было: скорее возникало ощущение, что Адриано продирался через то ли чащобу, то ли пытающихся его схватить.
– Вы не поверите, – едва переводя дыхание, выпалил он, хватая Ксандера за плечо и опираясь на него, будто силы его оставили, – вы не поверите…