- Позволь, позволь! - это кричит Бахиля. Он тащит лестницу, приставляет ее к ларьку:
- Дядя Карасев, надо крышу осмотреть. Участковый хмурится, недолго думает, потом как рыкнет:
- А тебе чего надо? Марш отсюдова!
Сунул участковый бумажку в сумку и не спеша полез вверх. Бахиля лестницу придерживает…
- Так… есть следы. Свежие, - крякает сверху дядя Карасев.- Босые ноги. Левая будто перевязана.
- Вот здорово,- толкаю я Леву,- теперь-то уж найдут.
- Ага.
Меня кто- то тихонько трогает, оглядываюсь -Жиган.
- Ты что улыбишься? Чего вякаешь? - шутит он. - Дядя Карасев, - заорал вдруг Жиган. - Вот она нога-то! Перевязанная! Левая!
- Верно,- радуюсь я и показываю ногу.
И вдруг стало очень тихо. Все на меня смотрят, дядя Карасев сверху задумчиво кашлянул в кулак:
- Ну-ка, парень, лезь сюда.
- Лезь, лезь,- подталкивают меня с боков. Бахиля на перекладину подул, рукой пригладил:
- Прошу вас, король. Называется - эшафот.
Я поднялся. Дядя Карасев руку подает, хмуро просит:
- Ступи-ка ногами здесь. Я ступаю.
- Те-а-ак,- вдруг суетится участковый.- Теперь вот здесь ступи.
- Похоже? - спрашивают снизу.
- Ну, слезай, парень,- вздыхает дядя Карасев.- Пошли. Участковый тянет меня за руку через толпу.
- Алешка? Господи ты боже мой. - Это голос тети Дуси.
- Я так и знал. - Это говорит Ларискин отец. И еще я слышу за спиной гитару.
- Гражданка Филимонова,- оборачивается дядя Карасев,- никого близко не подпускать. Продавца направьте в отделение.
Дежурный по отделению милиции надел фуражку, слушает доклад дяди Карасева. Кажется, наш участковый говорит очень громко, а я ничего не слышу.
- Садись,- предлагает дежурный.
- Садись же,- подталкивает меня дядя Карасев.
- Ну, на крышу ларька лазил? - улыбается дежурный.
- Лазил,- говорю я.
- Когда?
- Ночью.
- Ах, ночью,- почему-то радуется дежурный.- Значит, темной ночью?
- Темной, - соглашаюсь я.
- А зачем?
- Не скажу.
- Ах, не скажешь! Очень интересно.
- На шухере стоял? - подмаргивает мне дядя Кара-сев.- Кто с тобой еще был?
- Никого. Я один лазил.
Дежурный привстал, приблизил лицо, спрашивает медленно:
- Так зачем? Для чего? Ты можешь объяснить?
- Не скажу.
- Очень все забавно,- откидывается на спинку дежурный и обмахивается фуражкой.
За дверью шум, голоса. Врывается заплаканная продавщица, за ней бледная Нонка, Лева, Женька и еще ребята. Дежурный фуражку на голову, встал:
- А ну-ка все посторонние, прошу выйти.
- Алешенька, как же так,- не слушает его Нонка.- Я не посторонняя, я сестра его.
- Хорош у вас братец.
- Да, хорош,- наступает Нонка.- За что вы его?
- Он вместе с нами на крыше спал,- галдят ребята.
- Он не виноват.
- А ну-ка, шагом марш, мелюзга. Товарищ Медведев, вывести посторонних, - приказывает он одному из милиционеров.
Лева не отступает, за барьер ухватился:
- Мелюзга, мелюзга… У нас Советская власть…
- Марш отсюдова, - кричит дежурный.- Товарищ Медведев, отставить газету! Исполняйте! А вы, барышня, останьтесь,- обращается он к Нонке.
Милиционер всех выпроводил и опять уселся в дверях, уткнувшись в газету. Мы с Нонкой сидим рядом, напротив продавщицы. Нонка локтем глаза вытирает, носом шмыгает.
Дежурный рассадил нас. Нонку - к продавщице, а я сижу один. Рассматриваю милицию. Нехорошо здесь. Стены зеленые, скамейка какая-то липкая.
Продавщица объясняет, что у нее украдено, и при этом на меня посматривает.
- Так,- шелестит дежурный бумагой и тоже на меня смотрит.
- Похищен ящик конфет.
- Конфет «Мишка»,-подсказывает продавщица. - Ну, с кем был? Куда дел?
- Не брал он ваших конфет,- вскакивает Нонка.- Понимаете, не брал.
- Товарищ Медведев, проводите барышню.
- Никуда я не уйду, - упрямо говорит Нонка. - Отпустите брата, тогда уйду.
- Вот составим протокол, потом дело передадим следственным органам. Там разберутся, - обещает дежурный.
Потом дежурный спрашивает, кто наши родители, где они сейчас. За меня отвечает Нонка:
- С отцом давно не живем. А мама сейчас в больнице.
- Это верно, мать в больнице у них,- подтверждает дядя Карасев.- Она прачка.
Дежурный пальцы под фуражку, поскреб затылок.
- Так, так. А на что же вы живете?
- Нам с маминой работы профком помогает,-говорю я, вкладывая в это слово какую-то весомость, солидность.
- Ане воруешь? - щурится дежурный. И опять вмешивается дядя Карасев.
- Такого за ним не наблюдалось, мальчишка в акурате. Мать у них женщина строгая, уважаемый человек.
Я чувствую, что вот-вот заплачу. Дежурный, задумавшись, на часы-ходики смотрит. Потом встает, мне руку на плечо положил:
- Ну, теперь скажи нам всем, Алеша, что же ты делал п.: крыше ларька? Вот и сестра послушает.
- Да, скажи всю правду, Алеша,- просит Нонка.
- На окно смотрел,- решаюсь я.
- На чье?
На Ларисино. Шатрова ее фамилия.
- Это из двенадцатой квартиры, что ли? Такая с косичками. Она? - припоминает дядя Карасев.
- Угу.
- И чего тебя туда занесло? - пожимает плечами дежурный.- Непонятно.
Я молчу. Слышно только, как тикают ходики. Милиционер Медведев смеющимися глазами из-за газеты смотрит, Нонка на коленях юбку разглаживает, хмурится и улыбается:
- И как же вы не поймете, товарищ начальник. Продавщица перестала всхлипывать, фыркнула в ладонь.