- Ребята, сколько будет семью семь?
Мы не отвечаем. Почему-то сейчас все позабыли таблицу умножения.
Славик поколдовал что-то кирпичом на земле, довольный, выручил:
- Сорок девять!
- Алешка,- спрашивает Лидочка,- ты делал сегодня зарядку по радио?
- Вообще-то, да.
- Когда начали, ты какую ногу поднял?
- Какую еще ногу?
- Ну, когда начали, ты сразу какую ногу поднял?
- Какую-то поднял. А что?
- Нет, Алешка, ну, мы же с тобой условились. Помнишь? Я разозлился. Да и перед ребятами стыдно.
- Чего ты сейчас лезешь? Какое тебе дело? Ну, сразу две поднял. Ясно?
- Дурак ты,- говорит Лидочка.- Ну просто дурак.
Славик у самой скамейки на земле большие цифры рисует. Что-то пришептывает. Лева очки то снимет,' то снова наденет.
- Подобрать такое стекло. С одинаковыми диоптриями, и все будет как надо.
- Конечно,- говорит Славик и удивляется, почему у него на земле получилась цифра «6», а если смотреть наоборот, вверх ногами, то будет «9».
- Алешка,- тихо говорит Женька,- хоть ты и король, а ни фига не понимаешь. Ведь она же тебя любит.
Какое это новое, непонятное, тревожное и очень зовущее слово «любит». Как горн, как барабан, как красное знамя. Любит!
Я на Женьку смотрю. Вот сказанул!
На Леву смотрю. Тот плечами пожимает.
А Мишка долго в небо смотрит. Наверное, там сейчас летает тот, кто любит его маму.
Славик на земле царапает слово «любовь». Так просто пишет. Написал шесть букв, прочитал, доволен. А потом все ботинком заровнял. Глупый еще.
- Ну, что замолк, Алешка? Это Лева.
- Что-то непонятно мне, ребята. Вот если все по-честному, то как-то страшно.
- А что страшно?-говорит Женька.- Любит она тебя,, и все.
- А что дальше делать?
- А фиг его знает,- говорит Женька.- Ну, значит, ухаживать надо.
- Это как?
- Ну, чего-нибудь скажи ей.
- Чего?
Мишка вмешивается:
- Ну, как у взрослых. Скажи ей что-нибудь.
- А чего сказать? Лева:
- Ну, ничего не говори. Ходи рядом, и все.
- Долго?
- А кто ее знает? Ну, ходи и ходи.
- А она что будет делать?
- И она будет ходить.
Открываем наш сарай. Надо из большой консервной банки жесть вырезать. А у ней края загнутые. Ножницы отскакивают. Все по очереди нажали - пальцам больно.
Я о Лидочке подумал, взял из рук Мишки ножницы, нажал, прорезал. Сдается консервная банка. Вырезал все годное, а донышки в сторону. Не нужны.
Потом мы распрямили деревянным молоточком эту жесть. Вот теперь что хочешь, то и делай. Ровненькая.
- А чего из этой железки вырезать?
Со стола все сдунули, осторожно разложили чертеж.
Советуемся.
Ведь что же у нас получается? Детали на чертеже маленькие, железка большая. Жалко ее на мелочи пускать. Водили-водили пальцами по чертежу… Все запачкали. Ничего не придумывается. И вдруг свалился на нас чей-то голос.
- Обтюратор надо делать. Обернулись, а это Лидочка.
- Вот же стрелка показывает. Давайте мерить.
Ребята за линейку, чертеж пачкают, а я на Лидочку смотрю. В общем, долго смотрел. А она на меня никакого внимания. Я думаю, что же ей сказать? Да еще ходить около надо!
- Пришла?-спрашиваю.
- Пришла,- отвечает.-: А ты как думал?
- Ничего я не думал.
Начали мы вырезать обтюратор, Это такая лопасть, что перекрывает свет, когда кадрик двигается. А как встанет кадрик, лопасть убегает, прячется. И свет себе вовсю дует прямо на экран. А вместе со светом застыл кадрик. Только все это очень быстро делается. Пошел дальше кадрик, а обтюратор его подкараулил и опять перекрыл свет. Пусть, мол, двигается, пока никто не видит.
А потом открыл. Совсем чуть-чуть открыл, и замер кадрик. Говоря по-ученому,, кадрик проектируется на экран.
Ничего этого зритель, конечно, не замечает. Потому что пленка рывками передвигается со скоростью двадцать четыре кадрика в секунду.
Пока у нас все идет хорошо. На киноаппарат уже можно смотреть, его можно потрогать руками, он солидно высится на столе. Не хватает отдельных мелочей и одной очень важной вещи - двух совершенно одинаковых конических шестеренок.
Этого сделать из консервных банок и разных железок, конечно, мы не можем. Конические шестерни - заводская работа.
- Конические шестерни…-вдруг среди работы вздыхает Женька, и мы все тоскливо смотрим друг на друга. Просто опускаются руки.
- Молчал бы уж лучше,- советую я Женьке.
- Молчи не молчи, а без шестеренок не обойтись,- говорит Женька.- Что же придумать?
Вот люди живут себе и даже не знают, что одна шестерня может передать другой вращение под прямым углом.
Сколько раз в школе нам говорили про этот прямой угол, а мы не слушали. Думали, что он нам ни к чему. Обойдемся и без него. И вот сейчас он нас подстерег, спрятавшись в киноаппарате. Без этого прямого угла ни один киноаппарат не работает.
В каком- нибудь будильнике или ходиках можно без прямого угла. Там у них стрелки движутся плавно, без скачков. Когда они ползут себе по кругу, их никто не перекрывает. Их все время видно. А если эти стрелки начнут двигаться скачками, то все люди будут прыгать.