— Голова у твоего Кости для противогаза,— говорит сонно Нонка,— целый час сидел и все про киноаппарат. Что я, в политехническом музее, что ли?
— Балда ты,— говорю я вполне уверенно. Утром к нам кто-то стучит в окно.
— Мама!— кричит Нонка.— Алешка, вставай, мама приехала!
Мы открыли двери, суетимся, ждем. И вот мамины шаги. Мы уже на лестнице, помогаем ей. Узелок тащим. Обнимаем, целуем. Она огляделась, бледненькая, похудевшая, гладит нас с Нонкой, то и дело глаза вытирает. Осмотрела мои ботинки, потом до головы добралась.
— Ноночка, там в узле печенье, яблоки. Разделите, от передач осталось.
— А мы тебе пастилы купили,— вскакиваю я.
Сейчас пьем чай всей семьей. Маме не даем двигаться. Нонка тапочки ищет. Я — пулей за керосином. Выскочил во двор. Никого еще нет. Встал посредине, два пальца в рот и как свистну.
Сразу в одном окне — Женька, в другом — Мишка, а вон и Лева за занавеской очки надевает. Выглянул и Ларискин отец с намыленной щекой, нахмурился.
— Мама приехала!— помахал я им бидоном.
Дома я все пытаюсь рассказать маме про кино. Показываю пленку, объясняю, как получается, что Чапаев здоровается с Фурмановым. Она вроде слушает, и глазами все осматривает комнату, часто встает, то на кухню пройдет, то половики поправит.
— Я слушаю, слушаю, сынок,— говорит она, когда я замолкаю.— Ноночка, а где квитанция за квартплату?
— Можно взять вот эту коробку из-под печенья,— продолжаю я,— сюда лампочку, а здесь вырезать для объектива, ну, стекло увеличительное. Посредине пропустим пленку и на стене получится кино.
— Ноночка, а где у нас хозяйственное мыло? Научного разговора не получается, и я с коробкой из-под печенья «Пети-фур» выхожу во двор. Здесь уже все в сборе.
Это всегда так кажется, что все в сборе. Раз есть понимающие люди, значит — все в сборе. А понимающие только Женька, Лева, Мишка, ну еще маленький Славик, связной на посылках. Вот и все.
Гога из дом пять коробку понюхал, сказал:
— Печенье было.
Женька повертел в руках, прикинул:
— Вот здесь дырку вырежем, а сюда лампочку.
Лева картон ощупал, зачем-то постучал по коробке со всех сторон:
— От лампы нагреется. Надо вентиляцию. Мишка на земле трубку рисует:
— Увеличительное стекло в одну трубку вставить, а вторая пуста. И так регулировать. Как в прицелах на самолетах.
— Это чтоб фокус был,— добавил Лева.
— Что?
— Ну, фокусное расстояние.
Мы промолчали. Лева центр наметил, и Женька начал ножичком делать дырку. Славик ему помогает, коробку придерживает, а мы с Мишкой решили разойтись по домам. Ему надо достать патрон для лампочки, а мне где хочешь— вывинтить эту самую лампочку.
Гога из дом пять любуется своими новыми резиновыми тапочками, на Ларискино окно посматривает, между прочим советует:
— Аккуратнее вырезайте. Тут точность нужна. Как будто мы сами не знаем.
— Ты бы лучше электропровод достал,— предлагает ему Женька. Гога только плечами пожал:
— Давайте денег, куплю.
Лампочки бывают разные. Легче всего вывинтить в парадном или из уборной. Но такие очень тусклые, не просветить им насквозь пленку.
Можно вывинтить ту, что в комнате над столом. Приспособить ее на время, а вечером обратно. Но уж очень много будет вопросов: «куда?», «зачем?», «почему?» и, конечно, Нонкин: «Ты что? Тронулся?»
Хоть бы на один из них толком ответить.
За окном свист.
Газету на скатерть, ногами на стол, и вот она, лампочка. Нонка что-то пишет. Похоже на письмо. Никакого внимания. Лампочка противно скрипит, не вывинчивается. Нонка глаза вверх, просветила насквозь абажур, лампочку, меня и опять за письмо. Лампочка вывернулась. Нонка все пишет.
Мишка принес патрон. Озираясь на окна, вынул его из-за пазухи и молча положил на скамейку. Мы ни о чем не расспрашивали.
Во двор спустилась Лариса. Незаметно подошла Лидочка. Гога из дом пять согнал Славика, предложил Лариске место.
— Сюда линзу, сюда лампочку, а посередине лента из Чапаева,— объясняет ей Гога.— Вот как мы придумали. Свое кино будет. И не надо брать билеты в «Кадр».
— Тебе надо брать билет,— говорит хмуро Лева.— Даром в кино не пустим.
— Да я и сам не пойду. Подумаешь, изобретатели.
— А меня пустите?— спрашивает Лариска, разглядывая на свет кинопленку.
— Даже на самый первый ряд,— обещаю я.
— А меня?— беспокоится Рыжик.
Я очень занят подгонкой трубок для увеличительного стекла и потому не отвечаю.
— А меня пустите, Алеша?— тихо повторяет Рыжик.
— Тебя обязательно,— кряхтит Женька, орудуя ножом.
— А я и не пойду,— вдруг объявляет Рыжик и уходит.
— Правильно сделала,— смотрит ей вслед Гога.— Подумаешь, Голливуд какой!
— Сам ты Голливуд,— говорит Мишка.— Катись отсюда.
— И правда, чего я у вас не видел,— пожимает плечами Гога.— Только я не покачусь, а покину вас. Всему есть два понятия. Поняли?
Он ушел.
Мы давно заметили, что у Гоги на все есть два понятия.
Как-то маленький Славик, испытывая новую рогатку, нечаянно высадил форточку в Гогином окне. Немедленно в нашем дворе появился Гогин папа и впереди него Гога.
Славик растворился за нашими спинами.
— Кто?— спрашивает папа и снимает пенсне. Мы молчим.
— Надо быть смелым и честным,— говорит Гога.— Славик, выходи.