«Эх,— думаю,— или я здесь король, или одуванчик». Зарядил рогатку подшипником, кричу Леньке:
— А ну, становись!
— Я и так с-с-стою,— говорит Ленька и закрывает лицо руками.
Гудит резина, растянутая на всю ширину рук, рогатуль-ка вот-вот вырвется из пальцев. Повел рогаткой по верхней кромке забора — макушки словно слизнул кто. А Ленька все стоит, закрывшись руками, глухо бормочет:
— А за это знаешь что будет?.. Милиция тебе будет…
— Люблю милицию,— говорю я.— А ну, гад, ни с места!
— Твоим родителям влетит.
— Люблю своих родителей…
— Тебе тюрьма будет…
Целю ему в лоб между пальцами.
— Алешка, стой!— кричат ребята.— Ну его. Пусть отсюда катится.
— Ну, вот смотри,— говорю я Леньке,— как надо стрелять.
Огляделся, а стрелять некуда. Славик заторопился на поиски мишени. Рядом Лидочка оказалась, остановила Славика:
— Не ходи. Стреляй, Алеша, в пуговицу.
Она скинула пальто, повесила его на гвоздь, на стенку сарая, распрямила:
— Бей в пуговицу.
— В какую?
Почему-то Жиган рядом хлопочет, рогатульку из моих рук вынул, осмотрел, опять вложил. Кричит на забор;
— Ну вы, шкеты, сползайте! Смотрите, как бить надо! Ленькина армия нерешительно сползла с забора.
— А ты становись вот сюда, учись,— подталкивает Жиган Леньку Косого.— Ну, давай, Алешка, только не торопись.
— В какую бить?— спрашиваю я.
— В среднюю,— заказывает Лидочка.
В разрезе рогатульки пляшет, медленно успокаиваясь, средняя пуговица. Кожица рогатки с подшипником на уровне правого глаза. Резина натянута до предела. Застыла пуговица, не шевельнется.
Сейчас мои руки на уровне пуговицы. Теперь важно под прямым углом к моему корпусу и к стенке сарая, вернее к пальто, держать резину. Ветра нет. Значит, никаких отклонений. На вес подшипника чуть прибавить, чуть приподнять рогатульку всего лишь на толщину папиросной бумаги,
— Огонь!
— Ф-ф-р-р!— огрызнулась рогатка.
— Бенц!— заорали ребята за спиной.— Попал!
— Алешка! Попал!— Бежит к сараю Лидочка.— Давай в другую!
Бить в другую мне что-то не хочется.
— Потом,— говорю я.
— Нет, пусть бьет,— оглядывается на свою армию Косой.— Пусть еще. Правда, пацаны?
Ленькина армия соглашается, глухо настаивает:
— Бей еще! Давай, давай!
Жиган опять рогатку осматривает, сует мне в руки.
— Давай, Алешка,— спокойно просит он.
— Пальто жалко,— говорю я.
— Ничего, у меня еще есть такие пуговицы,— торопится Лидочка.— Бей!
— И тебе не жалко?
— Ни капельки. Бей!
— Ты подумай, Лидочка!
— Ничего, подумала. Бей!
И тут меня прямо зло взяло. Медленно вплывает в развилку пуговица. Установилась, не двинется, не вздрогнет.
— Прямой угол, гипотенуза, катеты,— бормочу я.
— Огонь!
— Бенц!— орут ребята.— Вдребезги!
И как это я попал? Просто сам удивляюсь.
— Ну, хватит,— говорю я.
— Нет, пусть еще бьет,— чей-то голос за спиной. Оглянулся, а это Гога.— Пусть уж до трех раз,— говорит он.— Надо все до трех раз.
— Нет, больше не надо,— вмешивается Лидочка.— У меня только две таких запасных, больше нет.
— Жертвую от своей куртки,— говорит Гога и, натужась, отрывает пуговицу.— На, бери.
— Так ведь эта мне не подходит, дурачок,— сердится Лидочка.
— Ничего, укрепим отдельно на доске,— торопится Гога к сараю.
— Эй, пижон, подожди,— говорит Жиган.— Иди сюда. Возьми пуговицу в руки. Держи пальцами за кончик. Вот так. Теперь поднимай над головой. Вот так. Алешка будет стрелять. Верно, Алешка?
— Буду,— решаюсь я.
— Ну иди, иди к сараю,— подталкивает Жиган Гогу.
— А почему я?
— Ты, ты должен,— говорит Жиган.— Ведь сам же говорил, что до трех раз. Вот сейчас и будет третий. Так, ребята?
Все шумно согласились.
Жиган с удовольствием крякает, потирает руки и смотрит на Гогу.
— Но почему же я?— упирается Гога.— Я вас не понимаю. Мне некогда.
— Вы не смеете его трогать!— вдруг сверху из окна раздается Ларискин голос.— Что он вам сделал? Гога, уходи от них. Хулиганье!
— Хулиганье,— подтверждает из окна Ларискин папа.— Мальчик, иди к нам. Завтра же все участковому сообщу!
И откуда он взялся? Сердитый, Лариску от окна отгоняет.
Я смотрю на Гогу, он вертит в руках пуговицу, молчит.
— Давай мне,— подошел к нему Ленька Косой.— Я встану. Бей, Алешка.
Гога не отпускает пуговицу, в землю смотрит.
— Ну, давай,— хочет разжать кулак Ленька. Из окна Ларискин голос:
— Гога, ну что же ты? Будь, как Лермонтов… Докажи им…
— Уйдите все,— глухо говорит Гога.— Я сам.
Он подходит к сараю, поднимает руку с пуговицей.
— Бей!
Пляшет пуговица в рогатульке. Даже рука целиться устала. Решил передохнуть и нечаянно провел рогаткой по окнам. С треском захлопнулось ее окно. Только белый папин кулак мелькнул и пропал в глубине.
— Готов?— спрашиваю Гогу.
— Бей!
— Возьми в левую руку,— советую я.— Правой писать пригодится.
И опять прыгает в разрезе рогатульки пуговица. Но вот она установилась, успокоилась.
Мне надо попасть, и попасть точно в пуговицу. Это я твердо знаю. Но палец, ох этот Гогин палец!
— Огонь!
Ф-р-р!— ответила рогатка.
Утром на следующий день к нам пришел дядя Карасев. Не во двор, а прямо к нам домой, к маме.
Присел на стул, фуражку не снимает. Сердитый, строгий. Вздыхает, сморкается не долго, молчит.